которому поднесли ковш медовухи.
– Выпьем за молодых. Хочу, чтобы жили они счастливо, чтобы лучи солнца каждый день попадали в их дом, чтоб достаток был, чтоб детишек родили таких же красивых, как они сами и, чтоб в доме их всегда был мир и согласие, – торжественно произнес Сбыслав, выпил меда и передал ендову Якову.
– За счастье молодых, – хором закричали гости.
Было весело. Гусляр Зозуля под гусли пел веселые песни, а многие гости ему подпевали. Юродивый Фомка бегал вокруг стола и пытался изобразить подобие танца. Люди весело смеялись, наблюдая его кривляния.
– Гляди, как Фомка скачет, Пелагея, бросай своего Егора и Фомку бери себе. Гляди, какой он бойкий, – смеялась Бабка Авдотья.
– Скажешь тоже, – ответила Пелагея.
– Чего к убогому привязались? – влезла в разговор Лукерья.
– У бабки Авдотьи язык как помело. Мелет все подряд, сама не ведает что. Ты, Пелагея, не обижайся. Шутит она, – ответил им дед Митрич.
– А ты-то, старый, чего в разговор бабский влез? Вон, сиди мед пей, – наскочила на него бабка Авдотья.
– Вот живу я с ней пятьдесят годков уже, а все одно. Как была молодая, так и старая такой же болтуньей осталась. Чего влюбился в нее, сам не понимаю, наверно, дурак был в молодости, – проворчал дед.
– Да просто в молодости бабка Авдотья говорят, неописуемая красавица была, – произнесла Глаша, жена Рябого.
– Это да. Весь взор мой своей красотой затуманила. И потерял я тогда голову, – с грустью произнес дед.
– Дед Митрич, а как вы в остроге оказались? – спросила сидевшая рядом с матерью Лада.
– В остроге? Ну, слушай. Родился я в Торжке, или как звали его Новый Торг, вотчина новгородская. Город большой, торговый. Я мал был тогда еще, когда у Новгорода наступил разлад с суздальскими князьями и начались враждебные действия со стороны последних против Новгорода. Так вот, Новому Торгу больше всех и досталось. Суздальские князья его захватили, а мы всей семьей бежали в Новгород. Отец мой был дьяком и меня к этому занятию приобщил. Я подрос и пошел служить к знатным боярам Михалковичам. Взяли меня за прилежание большое и трезвость мысли. Ох, как трудно было попасть к ним, но мне повезло. Там вот и встретил бабку Авдотью я. Полюбил ее. Мы поженились. Лет десять служил я у боярина Юрия, а он каждое воскресенье ходил к святой Софии. И меня с собой брал. Там я познакомился с отцом Евлампием. Подружились мы с ним. Он-то и уговорил меня идти с ним, острог наш возводить. Шли люди с нами сильные, стойкие и трудностей не боявшиеся. Когда построили его, острог выполнял функцию сторожевого поста, а потом через лес новую дорогу прорубили, закопали несколько болот, и дорога к Новгороду стала на десять верст короче. Острог остался в стороне, много ратников ушли обратно в Новгород или в Ладогу, а мы стали тут жить да присматривать за окрестными деревнями, – закончил свой рассказ Митрич, которого, не перебивая, все слушали.
– Многих, кто с нами
