половником. Увидела меня, и как завизжит по-немецки. Ну, или по-голландски, кто ее разберет. Оказалось, нашей Бо среди ночи взгрустнулось.
– А так, чтобы по-настоящему?
Хельга ненадолго задумалась, а потом зябко повела плечами.
– Как знать. Дом-то старый, все скрипит и пощелкивает на свой лад. Если б я прислушивалась, давно бы поседела, как хозяйка. А так ходил тут на днях призрачный кот, мяукал. Но наша Лисбет на него так шикнула, что тот под плинтус забился и пропал, я его и разглядеть толком не успела.
Я вот подружилась с одним, – так и подмывало сказать Кёрстен, но тут в дверях она увидела Эйнара. Прижав палец к губам, тот отрицательно покачал головой. Сестра сидела прямо напротив, но продолжала спокойно сосать леденец. Не видит. А значит, все равно не поверит.
– Ладно, пошли на кухню, посмотрим, чем тебя кормить, – Хельга гибко, по-кошачьи, потянулась, осматривая разложенные на столе книги. – Бабушке я уже позвонила давно. Ты так смешно играла сама с собой, что жалко было тебя отвлекать. Какая же ты все-таки малышка, Кёрстен! Все еще разговариваешь с выдуманными друзьями.
Эйнар с трудом подавил смешок и заговорщически подмигнул девочке. А потом вытащил из рукава точно такой же леденец, зеленый, с ярко-алой полоской посередине, и медленно растворился в полумраке коридора. И даже не заметил, проходя мимо гостиной, как фру Росен поднесла к глазам свой лорнет и пристально посмотрела ему вслед.
[1] банкетка, скамейка без спинки
Прерванная месса
Итак, Эйнара видела только она одна.
Кёрстен такой расклад мало удивлял. С взрослыми всегда так: вечно строят из себя умных, а сами не в состоянии рассмотреть того, что у них под носом. Оставалось проверить, смогут ли увидеть ее друга Нильс и Улле.
Братья Не-Разлей-Вода, как их все называли, жили в доме тети Мадлен. Она и приходилась им родной тетей, но младший Нильс упорно называл ее мамой. Кажется, за это она любила его больше всех на свете, да и кто в Роннебю не любил добродушного Малыша, который еще и заикался, когда пытался что-то сказать?
Муж тети Мадлен, Альфред, держал в городе небольшую лавку, где можно было купить лопаты, удобрения, точильные камни и многое другое, без чего в хозяйстве не обойтись. Они с Мадлен потеряли на войне сына, а потом пришлось еще приютить приехавшую из столицы сестру дяди Альфреда. Та родила Нильса незадолго до окончания войны, а потом долго болела. Кёрстен смутно помнила невысокую полную женщину с ярко-рыжими волосами, вечно молчаливую и кашляющую в платок. После похорон тетя Мадлен убрала все вещи золовки на чердак и старалась не вспоминать о ней лишний раз. Улле, кажется, хранил медальон с портретами родителей, но его он никому и никогда не показывал, ни Кёрстен, ни даже брату.
Нильсу шел всего третий год, поэтому с ним Кёрстен никогда не дралась. А вот с Улле, который был на целых две головы ее выше, они то и дело устраивали потасовки. То он стащил ее любимую точилку – тяжелую, ярко-красную, и сделал из нее грузило
