все трусы?
– Да, – Андрей кивнул, – все трусы. Я разработал план-капкан и в итоге заманил Колынова в свою комнату, где у меня всё уже было приготовлено. Я зашёл следом за ним, закрыл дверь, в комнате были только мы вдвоём. С другой стороны двери стоял Коля, чтобы не дать Колынову выйти, если тот захочет. Я был настроен серьёзно.
Андрей сделал глоток чёрного чая и прочистил горло.
– Я тогда кипе от ненависти. Каждый раз, когда он при всех оскорблял этих женщин, офицеров, хороших людей, он словно оскорблял меня. Ну я и разозлился, мам. И больше всего меня злило то, что все позволяли ему это делать. Большинству было плевать, а те, кому не нравилось, боялись что-то сказать. Трусы! Каждый заботится только о себе и не думает…
Мама накрыла его ладонь своей. По венам Андрея разлилось тепло, способное потушить возникший пыл.
– Не отвлекайся. Что было дальше?
– Мы с Колыновым оказались вдвоём в одной комнате. Я сказал ему, что хочу с ним поговорить и собираюсь начать со слов, а уж как дальше пойдёт, зависит от его поведения. Он весь напрягся. Видимо, понял, что на моей территории и придётся играть по моим правилам. Я выдвинул на центр комнаты два стула – один напротив другого – и попросил Колынова сесть на один из них. Он подчинился, но не спускал с меня взгляда, постоянно следил. Я сел напротив и начал «проводить воспитательную беседу». Я высказал этому подонку всё, что о нём думаю, а в конце перешёл к главной теме – к оскорблению женщин-учителей за спиной. Я тогда верил, что человека можно переделать. – Андрей усмехнулся. – Теперь не верю. Но тогда верил, а потому сказал: «Я прошу тебя переосмыслить своё поведение и проявить уважение к другим людям. Хотя бы при мне не поливай дерьмом женщин, которые учат тебя, не хами им, повзрослей».
– А он что?
– Он послал меня. На три русские буквы. Послал, встал со стула и зашагал к двери. Ну и во мне такая ярость закипела! Я с ним нормально хотел поговорить, а он… нахамил мне и пошёл восвояси. Короче, у меня на такой случай уде был приготовлен ремень, затянутый в петлю.
– Про это мне рассказали.
– Ну да. Я достал из-под подушки ремень, приблизился к Колынову, когда он уже схватился на ручку, и накинул петлю ему на шею. Ну знаешь, – Андрей рассмеялся, – как ковбои накидывают лассо на лошадей, так же как я накинул на него ремень. Он, естественно, этого не ожидал. Я тут же затянул петлю, держа левую руку на бляхе, а правой оттягивая свободный конец. Ну и мы продолжили говорить в таком положении. Говорил в основном я, потому что Колынов задыхался. Я сказал: «Ты теперь будешь следить за своей речью, я научу тебя уважать женщин. И если ты не понимаешь нормального языка, то поймёшь язык страха». После этих слов он кинулся на меня, смог повалить, но ведь поводок-то был у меня, поэтому мне было легче. Я быстро вскочил, опустил ногу ему на шею, а конец ремня натянул так, что заболела ладонь.
– Ты душил его.
– Я душил его. На меня что-то нашло, какая-то
