вроде все, – Зоя пожала плечами, – когда пастух мимо проходил, Вася пить попросил. Но мальчишка не услышал.
– Точно? Зоя задумалась и неуверенно кивнула. – Ясно, – на лице Тихонова появилась тревога, – наблюдай дальше. А я гляну, чем это пастушок занят, – и Тихонов так же бесшумно скрылся, только теперь даже песчинка не скатилась вниз. А Зоя, пододвинув фляжку с остатками воды подальше в тень, до рези в глазах стала вглядываться в серую полоску пастушьей тропинки и зеленые островки у подножья горы, между которыми петляла дорога в татарский аул. Солнце припекало все сильней и сильней. Зоя несколько раз перетаскивала плащ-палатку с раненым Сиротининым в тенек. Василий лишь раз пришел в сознание. Он мутными глазами поводил вокруг себя, не замечаю Зою, попытался что-то сказать, но издал только хрип и опять потерял сознание. Сержанту становилось все хуже и хуже. Проснулся Лямин и сменил на посту Космодемьянскую. В ауле и на дороге было все спокойно. Чересчур спокойно. Казалось, после ночной бомбежки близлежащих железнодорожных путей поселок вымер или был оставлен людьми.
Зоя пыталась заснуть. Не получалось. Голова была тяжелой и мутной, саднило пересохшее горло. На душе было беспокойно. Судя по далекой стрельбе, становящейся интенсивней, бой у Севастополя разгорался все сильней. Тихонов, Марченко и Макаров так и не появились, хотя давно должны были. Девушка еще раз нащупала рукой гранату. Это движение становилось для нее привычным, успокаивающим, лимонка своей смертоносной прохладой дарила уверенность и веру в свои силы.
Солнце уже начало катиться к горизонту, когда внезапно, с той стороны склона, где должны были находиться Марченко с Макаровым, раздалась стрельба. Знакомое стрекотание ППС и ответные частые хлопки карабинов. Буквально в то же мгновение, крикнув: «Зоя!», – открыл стрельбу Иван. Девушка и сама не поняла, как оказалась на позиции. По склону смешно пригибаясь и расшиперивая ноги, перебежками, изредка постреливая, поднимались фигуры в серых, кургузых немецких курточках с белыми повязками на рукавах. Зоя только сейчас услышала свист пуль пролетающих над ними. Значит, все-таки услыхал пастушок, иначе откуда тут взяться шутцманам[ii]. Вот чуть правее из-за валуна показалась фигура полицая и Зоя открыла огонь. Она стреляла и стреляла. Куда-то на второй план отошли жажда и усталая муть, ее целиком захватил азарт боя. Она кричала что-то невразумительное, восторженное, когда выстрелы оказывались удачными и разочарованное, когда противник уходил от предназначенной ему пули. А враги приближались, упрямо, не смотря на потери, наваливаясь на их позицию. Вот уже можно различить лица искаженные боевой яростью, с белыми глазами. Еще чуть-чуть и задавят, ворвутся к ним на позицию и тогда все! Придет время ее гранате. А как хочется жить!
– Мамочка! Мамочка! Мамочка! – судорожно повторяла Зоя, отправляя в строну атакующих короткие очереди, меняя рожки один за одним. Второй, третий, последнй… Казалось уже все! Вот-вот и их с Ляминым захлестнет эта беспощадная, пышущая яростью и злобой волна, но вдруг, шуцманы не выдержали, откатились, изредка отстреливаясь. На
