несчастная женщина направилась к своему столу, где её ожидали перепуганные товарки.
***
– Зря, ой зря вы, Родион Дмитриевич, её не вышвырнули. Это ж Зинка, мать её, Кожухова, халтурщица! Раньше вроде горбатилась, как надо, а вот последние две недели без тычка никак! А если б она вас раскалённой карамелью огрела? Кто ж знал, что там у неё в ковше?
Так сокрушался Пал Николаич, пока Зайковский умывался да переодевался в привезённый Колей новый костюм. Карамель с трудом отстала от волос, забилась под ногти, а её приторный флёр до сих пор витал над Зайковским, как нимб.
– Милосерднее надо быть, друг мой, – сказал, нахмурившись. – Не со зла она. Не может работать, как прежде, потому как сильно болезнь одолела. Я прослежу, чтобы с этой женщины ни один волос не упал. Зина, значит… Кожухова…
Зайковский сейчас думал о многом, а более всего – о некрасовской русской женщине, что ломит спину ради родных, коих семеро по лавкам. В случае господина фабриканта – из последних сил лепит обожжёнными пальцами конфеты для капризных пухлощёких барчуков, силком тянущих родителей, нянек, гувернанток в его магазины сластей. Горд, конечно, был, что смог достойно повести себя с этой бедолажкой, что дал ей надежду, но сколько же их, молчаливых, страдающих, и на всех ассигнациями не напасёшься.
– Я… Я лично проверю общежития. Узнаю, действительно ли они там с крысами ночлег делят, как живут семейные, здоровы ли их дети. Год назад мы отказались от труда малолетних, этих полуголодных мальчиков и девочек, которых я имел несчастье обнаружить, но что толку, если вы рабочих моих, как скот, держите?
Зайковский сокрушался, застёгивая брюки. Тружениц было жалко почти до слёз. Страшно представить себя на их месте, в холодном, вывернутом пространстве, где он сам босяк, измождённый идол, желающий в этой жизни лишь наесться до заворота кишок…
– Но Родион Дмитриевич, что вы можете сделать? Построить им хоромы? Вы же мне сами писали, что после постройки ростовской фабрики в средствах довольно-таки стеснены-с.
– Да, это так, – вздохнул Зайковский. – Однако вы не забывайте, я теперь заседаю в Думе, и вопрос о положении рабочих будет вынесен мной в ближайшее время. Можно же… Можно же открыть для них, к примеру, благотворительную столовую на деньги сентиментальных господ и дам, состоящих в различных комитетах. Как вам идея? По-моему, превосходно.
Общежития же будут проинспектированы, антисанитария должна быть устранена в любом случае!
Зайковский так распалялся, что чуть не оторвал у брюк пуговицу.
Думы о судьбе Зины Кожуховой и её товарок, о неудаче с восьмичасовкой не шли у него из головы всю обратную дорогу, походили на зубную боль, тонко просверливающую рутинное бытие. Зайковский, прислонившись к стеклу автомобиля, печально размышлял о том, что зуб этот он не в силах выкорчевать, а может лишь, как в детстве, полоскать раствором йода, заглушая ноющий нерв на четверть часа.
Думы затмили образ прекрасной Евгении аж до самого вечера, пока Коля
