не пила.
– Чего смотришь? – спросила женщина в халате. – Не боись, мы не звери какие. Напоим даже таких, как вы.
Она вздохнула.
– Чего ж вам не живется-то спокойно, а? Все дряни норовите нажраться какой. Ну вот ты, Маш, скажи, где опять паленку взяла? А?
Девица молчала. Женщина налила воды и подала стакан мне. Я с жадностью осушила его и вернула, кивнув. Та улыбнулась.
– Вот и умница. Сейчас вам воды выпить бойлер нужно, чтобы вымыть из себя все, что вчера выкушали. А ты кто ж такая?
Она села на мою койку. Полное улыбчивое лицо отчего-то вызывало доверие. Я тоже чуть подняла уголки губ.
– Зовут тебя как? – спросила женщина.
– Эйрика, – произнесла я и прочистила горло.
– Эрика, значит. Это что ж? Из прибалтов, наверное? Или родители были? Эстонцы? Вроде не похожа ты на эстонку. Они сплошь светлые, а ты темненькая. Наверное, батя из обрусевших прибалтов был, а мать хохлушка. А?
Первое правило безопасности в чужом мире: молчи и соглашайся. Люди сами придумают тебе историю.
– Как же ты, Эриша, к нам попала? К нам только с города прийти можно. Иль загуляла с каким кавалером? Он тебя во лесок пригласил, а ты и согласилась?
Я опустила глаза, изображая стыд, а на самом деле соображая, где это здесь и что ж это за место, куда только загулять можно случайно, да еще и с каким-нибудь похотливым идиотом.
– Журналистка я, – выдала я одну из моих любимых заготовок, – статью приехала писать, а машина сломалась.
– Журнали-и-истка? – женщина удивленно уставилась на меня. – Это ты, наверное, про нашего горлопана-полковника вызнавать приехала? От, я скажу, солдафон-солдафоном, а туда же, статью про него писать будут.
– Почему ж он солдафон? – спросила я, понимая, что попала, вероятно, в военную часть.
– Дак, а почему таких как он солдафонами кличут? Орет почем зря, гоняет личсостав по поводу и без. Ты так и напиши в своей статье. Пусть ему икается. Третьего дня заявился в нашу медсанчасть и разнос устроил. Мол, и полы-то мы не моем, и белье не кипятим.
Она схватила мою простынь и принялась тыкать в нее пальцем с полуоблупившимся лаком.
– Глянь, ну разве оно не белое? А он, ирод, хоть бы раз порошка нормального купил. В прошлый раз мыла хозяйственного мешок притащил и говорит: «Вот вам, бабоньки, стирайте – не перестирайте. Лучше порошков импортных. А завтра, – говорит, – еще белизны привезу, чтобы все сверкало и инфекции не было». Все руки истерли.
Она вздохнула тяжело, а я подумала, что хозяйственного мыла ни разу не видела и, пожалуй, без этого обойдусь.
– А на парней как орет, – женщина закатила глаза, – больше, конечно, на новеньких, да на солдат. Офицеров не трогает. Он их в кабинете отчитывает. Думает, там не слышно. Только когда Андрей Яковлевич кричит, вся часть в курсе, кто и где проштрафился. Вон позавчера, Маш, слышишь? Твоего
