Пахомыч метлу обнимал,
Душу и тело её понимал.
Но дворник Пахомыч стал сердцем нежней –
Утром воскресным женился на ней.
«Горько!» – кричали и дворик, и сквер.
Был тамадою тамошний мэр,
Доброе слово сказал за столом,
Провозгласил он бороться со злом.
Дворник Пахомыч был счастлив в труде,
С верной метлою всегда и везде.
Но дворник Пахомыч у всех на глазах
Умер в работе с метлою в руках.
Пальцев и мёртвый он не разжал:
Очень душевно метлу обожал.
Ближе он в жизни не знал никого,
Похоронили с метлою его.
Дворник Пахомыч… А впрочем, я вру.
Дворник родился другой поутру.
Был он рожденным на речке Неве
С думой великой в больной голове.
Очень недолго мёл он дворы,
До исторически важной поры.
Сел на метлу, и в Москву прилетел.
…Быть он не дворником очень хотел.
Дворник Пахомыч был нищим всегда,
Так и живут у нас люди труда.
Нам нелегко от больших перемен,
От омерзительных сказочных сцен.
Лучше б магнатам дворы бы мести,
А не народ к жутким бедам вести.
Что там ещё у чинуш на уме?
Дворники есть. Но мы в полном дерьме.
Профессор-археолог
Седой профессор-археолог
В раскопках лето проводил.
Всегда в глазах его весёлых
Маячил юношеский пыл.
Лопатя землю и киркуя,
Ночами он почти не спал,
И в экспедиции такую
Себе подружку откопал!
Ласкова, румяна,
Волосы, как рожь.
Ни в каких курганах
Лучше не найдёшь.
Милые веснушки,
Брови широки,
И в глазах подружки
Пляшут огоньки.
С ней летом ездил на раскопки,
Как мальчик, нежен и влюблён.
Он из одной хлебал с ней стопки
И коньячок, и самогон.
Студенты пели под гитару
Баллады про культурный слой,
И молодел профессор старый.
И был уже почти не злой.
Но как-то раз, в кустах, за базой,
С другим он милую засёк.
Стариной византийской вазой
Профессор стукнул ей в висок.
Был он в натуре не агрессор
И ни какой-нибудь шпион.
Лопату наточил профессор
И закопал обоих он.
Стыд и срам
К морю я бегу, неистов.
Бьёт за валом вал.
Я попал
