моей шеи, когда желчь подкатывает к горлу.
Поднимается гул от усмешек этой пьяной компании, и когда они вновь подходят ближе, я предупреждаю:
– Я вызвала полицию. Вам лучше бежать куда глаза глядят, пока не посадили на сухпаек.
Они ещё громче гогочут, толкая меня друг к другу, как какую-то игрушку, всякий раз сдёргивая пальто. Пока я не наступаю каблуком одному из них на ногу, а другого не толкаю в сторону и не бегу со всех ног. На мою удачу, это срабатывает, и один валится на землю, а другой обрушивает ругательства в мой адрес. Я молюсь успеть добежать до поворота и найти там хоть кого-то, кто сможет мне помочь, но кто-то быстро наваливается на меня сзади, и я падаю, ударяясь лицом об асфальт.
– Ах ты сука!
Один из них заряжает пощёчину, от которой тут же звенит в ушах. Он начинает бить по лицу, пока в глазах не двоится и я не перестаю даже сопротивляться. Руки падают с лица, больше не прикрывая его от ударов, а тот начинает стягивать пальто, и я слышу, как рядом находятся ещё двое или даже больше придурков, которые уже очухались и ухмыляются, как кто-то пинает меня в бок, от боли чего я скорчиваюсь и катятся слёзы.
– Это тебе за мои новые ботинки, стерва. Она их проткнула, прикинь? – Они вновь перекидываются парочкой едких фраз в мою сторону.
Чувствуя на своих бёдрах мерзкие потные ладони, я сглатываю и молюсь всем богам, чтобы они убили меня, когда закончат начатое. Его рот приближается к моему уху и шепчет:
– Ты не забудешь эту ночь, я тебе клянусь. – И спускается к шее.
Я дёргаю ногой и всхлипываю, пытаясь вновь сбросить его с себя, как слышатся крики других его собутыльников. Едва повернув голову в их сторону, чтобы посмотреть, в чём дело, только там больше никого не осталось. Мгновение, и чья-то рука с большим чёрным кольцом отбрасывает от меня этого маньяка.
После этого я отключаюсь и прихожу в себя только в больничной палате на койке, возле которой дежурит Молли уже которые сутки напролёт.»
Глава 31
Проезжая сейчас этот сквер, слёзы вновь льются по моим щекам от осознания, что эти уроды на свободе и им ничего не было. Как смешно бы это ни звучало, но эти ублюдки написали на меня заявление за избиение.
И вот лежу я в больнице с переломом двух правых рёбер, отбитыми почками и вывихнутой челюстью, с разбитой бровью и сломанным носом, с сотрясением и многочисленными гематомами, и слушаю, как мне зачитывают обвинение в мой же адрес. Молли с криками выгнала офицеров из палаты и велела ждать этим мерзавцам, накатавшим на меня заявление, в суде.
Она больше трёх месяцев выхаживала меня, чуть ли не кормя с ложки силком, потому что ни аппетита, ни сил, ни уж тем более стимула к жизни после этого не было. Но она светила, светила ярче любого полуденного летнего солнца, поддерживая меня и ставя на ноги вновь и вновь, когда я опускала руки.
Она мой свет в конце туннеля.
Была им…
И я вновь всхлипываю, когда Кристофер паркуется возле знакомого дома.
– Ты
