взгляде в кривое зеркало. Вот Нокс уходит с Тони. Вот Ченс обнимает другую, и сердце щемит. Вот Джолин шепчется с подружками, которые косо на меня смотрят.
Что я натворила?
Картинки мелькают все быстрее, пока мне не становится плохо. Я наклоняюсь, и меня рвет.
Когда мне было десять, я убежала от мамы на ярмарке – точнее, не совсем убежала, ведь ей было все равно, чем я занимаюсь, лишь бы в итоге вернулась. Она скрылась в ржавом трейлере на окраине – в таких живут работники карнавала. Ушла с мужчиной с редеющими жирными волосами, кустистой бородой и большим красным носом. Он сунул ей в руки деньги, и они юркнули в крохотный трейлер, а я побежала к аттракционам. Больше всего меня заинтересовала «Молния». Мигающие красные лампочки утверждали, что это «Самый захватывающий аттракцион на всей ярмарке!». Но когда работница закрепила поручень безопасности и отправила меня в небо, я заорала. До побелевших костяшек сжимала перекладину и думала, что еще немного, и я упаду, а мои внутренности намотает на искореженные останки аттракциона.
Но я не заплакала. Ни разу. Даже когда вернулась в трейлер и застала маму на коленях перед мужчиной. Его штаны были спущены, а мама обхватывала руками его интимные места. Ее глаза метнулись ко мне, затем к нему, и на лице появилось лукавое выражение. Несколько долгих мгновений показались мне вечностью, но наконец она подозвала меня жестом: «Иди сюда, Ава. Попробуй».
Мужчина застегнул молнию на брюках и бросился ко мне, но я вылетела из трейлера и побежала, не останавливаясь. Он гнался за мной: мимо «Молнии», мимо киоска с корн-догами, мимо ярмарочных игр прямиком к выходу. Я не видела маму два дня.
Соберись, Ава, пожалуйста! Время идет, а у тебя что-то не так с головой и телом. Хватит думать о маме: поднимись и беги-беги-беги…
Глубоко вздохнув, я присаживаюсь. Господи, как все болит! Трогаю лицо, проверяя, нет ли там ссадин, но не нахожу ни отеков, ни крови. Руки в порядке, только от холода пробегают мурашки. Я потираю грудь, щурясь во тьме. Майка задрана до горла, обнажив простой белый лифчик, выданный монахинями из сестер милосердия. Чашки сдвинуты вниз, и я осторожно поправляю их, пряча грудь. Стараюсь не думать, что это значит.
Ноги словно набиты ватой, зато они есть. Я фыркаю. Чего я ожидала, смертельных травм?
Сегодня не умираем. Ха!
Стоп… Я издаю дикий звук, будто тело знает то, что мозг еще не успел понять. Юбка задрана. Под ней – ничего. Простых белых трусиков нет. Смутно я ощущаю, как листья и веточки впиваются в голую кожу. Впустую ощупываю все тело, будто белье вдруг возникнет из ниоткуда.
Ох, Ава-Ава, ты ведь все понимаешь… Какая же ты наивная!..
Вытянув голову, я наклоняюсь и рассматриваю маленькие фиолетовые синяки на внутренней стороне бедер. Трогаю их, и с губ срывается болезненный стон. Сердце часто бьется в груди. Перед глазами прыгают черные точки.
– Нет, нет, нет… – говорю я, и меня снова рвет.
