его вернуться в Москву[31]. Он жаловался, что люди оскорбляли его незаслуженно. Мария была подругой его жены Надежды, чье отсутствие в этом эпизоде примечательно. Сталин и Надежда не ладили.
В это же время появляются и другие признаки необычайной уязвимости Сталина. Несколько месяцев спустя он получил письмо от семнадцатилетнего комсомольца из северных областей, который выразил ему горячую политическую приверженность и попросил разрешения Сталина взять его фамилию, поскольку Сталин был истинным учеником Ленина. Сталин ответил лично (это было удивительно, так как обычно он поручал подобные письма секретарю), и его ответ звучит почти как крик души одинокого человека, благодарного за доброе слово: «Против присвоения фамилии Сталин никаких возражений не имею; наоборот, буду очень рад, так как это обстоятельство даст мне возможность иметь младшего брата (у меня братьев нет и не было)»[32]. Это письмо было написано всего через несколько недель после того, как Сталин попросил освободить его от исполнения обязанностей секретаря ЦК, объясняя это тем, что ему нужно уехать на лечение. Он попросил назначить его «в Туруханский край или в Якутскую губернию или куда-нибудь за границей на какую-нибудь маленькую должность»[33]. Другими словами, как можно дальше, и он также попросил Центральный комитет решить вопрос в его отсутствие – так, чтобы ему даже не пришлось видеть коллег, перед которыми он потерял лицо.
Центральный комитет, конечно же, не направил его в Туруханск. Его даже не сняли с поста генерального секретаря, и отдохнув, к осени он уже снова включился в работу. Но друзья и сподвижники Сталина помнили, что эти годы были для него трудным временем; его самолюбию был нанесен чувствительный удар[34]. Обычно предполагается, что Сталин уже видел себя в качестве будущего лидера и проводил систематическую стратегию избавления от конкурентов, одного за другим. Это может быть правдой, но ведь сейчас мы уже знаем, кто победит. Сталин вспоминал об этом позже так, что это они пытались заполучить его, а не наоборот.
Несмотря на то что Сталин чувствовал себя уставшим, он начал собирать вокруг себя группу сторонников, так же поступили и его соперники Троцкий и Зиновьев. По сравнению с другими в команде Сталина было меньше интеллектуалов, космополитов, евреев и бывших эмигрантов, больше бывших рабочих и русских, а также значительное число выходцев с Кавказа. Пролетарский, а также русский характер команды был важен для ее легитимности. Полемизируя с Троцким, Молотов хвастался «настоящими русскими»[35] пролетариями своей команды, такими как Калинин, Ворошилов и Томский, явно противопоставляя их еврейской интеллигенции оппозиции. Сталин приветствовал растущую уверенность в себе «наших пролетариев», добавив к перечисленным Молотовым Рудзутака[36]. Большевистская твердость, рассматриваемая как качество, естественное для рабочих, но не для интеллигенции, особенно ценилась
Михаил Томский,
«Против присвоения фамилии Сталина возражений не имею»,
Service,
Феликс Чуев,
РГАСПИ (Российский государственный архив социально-политической истории), 558/11/70, лл. 56–57 (Сталин Молотову, 25 сентября 1926 года).
