хорониться приходится. Там безопаснее…
– Ведаем, что безопаснее… Да чудак ты… Срок давно уже миновал… Много годов прошло… И начальство за это время переменилось. Кто знал тебя – забыл… Сходим завтра к Луке Спиридоновичу. Он теперь самой первейшей гильдии негоциант – все начальство возле него кормится. Он тебя и поныне помнит. Даже и спрашивает про тебя…
– Так Лука еще помнит меня?
– Как не помнить!.. Такой человек, как ты, ему ой как нужен! Дело у него огромное, а людей верных да честных, на кого бы он мог положиться, – раз-два и обчелся. Он тебя обязательно в приказчики возьмет и денег положит в двадцать раз поболее, чем в катакомбах твоих распроклятых… И паспорт выхлопочет…
– Эх, неохота, Семен, идти мне к Луке кланяться. Больно важным он стал…
– Ты не кланяйся… Он твой нрав знает. Не поклонишься – тоже примет.
– Ладно. Пойду, – сказал Кондрат и посмотрел на Гликерию.
Молодая женщина вспыхнула под его взглядом. Это заметил Семен и многозначительно погладил усы.
– Да и жениться тебе, Кондратушка, надобно не откладывая. Может, она тебе Богом суженая, – тихо сказал Семен.
– Ну и скажешь – суженая, – возразил Кондрат.
– Ты от разбойников ее отбил. Она как трофей…
– И чего ты, Семен, богохульствуешь? – вмешалась Одарка. – Сам Бог ее Кондратке послал. Верно я говорю, что сам Бог? – обратилась она к Гликерии.
Молодая женщина, наклонив голову, покраснела и смущенно молчала.
– Да говори же! Говори! – настаивала Одарка. Гликерия подняла голову и едва слышно, глядя на Кондрата, прошептала:
– Не я ему, а он мне Богом послан…
Рождение Хурделицына
На другой день Семен повел Кондрата к Луке Спиридоновичу, в его новый с белыми колоннами дом – настоящий дворец, на много больше и роскошнее, чем тот, в котором богач негоциант жил десять лет назад.
Осанистый привратник в расшитой золотом ливрее хорошо знал старика Чухрая, которого негоциант приказал допускать к себе в любое время, но незнакомца он даже в переднюю не пустил и велел дожидаться на улице у подъезда. И сколько Чухрай не объяснял привратнику, что его спутника ждут с нетерпением сам господин Лука Спиридонович, тот спокойно и вежливо повторял одно и то же:
– Окромя вас никого впускать не велено-с… Не приказали-с…
Чухрай в сердцах даже плюнул и пошел один мимо застывшего, как статуя, привратника. Кондрату пришлось около часа дожидаться у подъезда, пока не вышел лакей и не повел его по мраморной, выложенной пушистым персидским ковром лестнице в приемную Луки Спиридоновича. Только здесь, перед кабинетом богача негоцианта, Кондрат понял, каким могущественным человеком стал Лука Спиридонович, его бывший товарищ по странствиям…
Приемная гудела от голосов собравшихся. Их тут было около дюжины: коричневые от загара лица капитанов морских кораблей и старшин
