ничего хорошего ждать не приходилось, но я все равно молчала. Мама соорудила замысловатую прическу и надела все драгоценности. Она звенела при малейшем движении. Кстати, почему она прекратила их носить? Я это сообразила только пару часов назад, когда она пришла, разряженная, словно рождественская елка.
В течение бесконечно долгого семилетнего периода родители старались меня не трогать, но всегда оставались рядом. Что бы я делала без них? Я проживала эти праздничные часы, как будто похороны: и его похороны – отныне он для меня мертв, – и похороны жены ушедшего. Это была веселая церемония. Я наблюдала за тем, как мои родители снова становятся собой, и у меня возникало ощущение, что они выходят из глубокого траура, покидают тьму и опять обретают свое яркое сияние. Они, как и я, позволили себе расслабиться и быть счастливыми. Они смаковали каждое мгновение, воспринимая его еще более остро. Мои родители носили траур по моему мужу на свой манер. Они безумно любили его, любили как сына. Мои родители ждали, что он, никогда не имевший семьи и упорно стремившийся завоевать привязанность, в конце концов научится жить семейной жизнью, и прилагали для этого все усилия. Надо, правда, признать, что мой отец повел себя не лучшим образом, когда я ему его представила. Но он так же реагировал бы на любого другого мужчину. Я же его дочка! Однако очень скоро оба моих родителя привыкли к нему, к его слабостям, ранам, желаниям, щедрости – а на нее он тоже был способен – и к его огромной любви к их дочери. Мы все долго в это верили. Доказательство тому – наши трое детей. Я в полной мере сознавала, что они все видели и их терзало беспокойство за меня из-за ситуации, в которую я попала. Периодически они действительно пытались подать мне знак, распахивали передо мной дверь, чтобы я с ними поделилась, но никогда не давили на меня, опасаясь, что я встану на дыбы. Своим решением развестись я позволила родителям окончательно разорвать с ним связь. Я подарила им свободу, которую сама так долго ждала, и это была сущая мелочь по сравнению с годами, потраченными ими на мою опеку.
Я перевела взгляд на Эрвана и Люсиль и задала себе вопрос. Ставя точку на прошлом, отпускала ли я на волю и своего брата с его женой? Они нянчились с Мило, смешили его, дарили ему тысячи приключений и подарков. Эрван горел желанием заставить меня развестись, однако меня не покидали сомнения в том, что моя готовность открыться будущему по-настоящему их устраивает. В определенном смысле я перестану в них нуждаться. После исчезновения моего мужа их жизнь радикально поменялась. Я ни о чем их не просила, они встали рядом со мной по собственному почину. До того как мой муж растворился в окружающем пейзаже, Эрван и Люсиль жили в центре Парижа и удостаивали нас своим присутствием несколько раз в год, и не более. Эрван всегда относился к моему мужу с подозрением, регулярно предостерегал меня, но я его не слушала, отказывалась слышать, моя любовь к мужу загоняла меня в разрушительную позицию безоговорочной защиты. Я исходила из того,
