взад-вперед, но мое внимание всецело приковано к незнакомцу. Как мне помочь ему? Он же, очевидно, нуждается в помощи, но мой робкий характер не дает вымолвить и слова. Правда, в прошлый раз я чуть сама не набросилась на этого человека. О чем только думала!
Мужчина с грохотом опускает кулак на деревянную стойку, и старик вскакивает на ноги. Сперва в его руке появляется вилка, потом очки. Посмотрев на посетителя, он сдувает с усов пыль и деловито спрашивает:
– Зачем пожаловали? – Дед Мадьес выглядывает из-за незнакомца и смотрит на меня. – Да еще с такой хорошенькой особой.
Я качаю головой, показывая, что мы не вместе. Должно быть, дед не узнал меня. А вот узнал ли этот мужчина? Если и да, то он и виду не подал, что даже немного злит. Он ранен, напоминаю себе я.
– Порошок горлянки, – говорит человек. – Можно мазь.
– Ах, живучка ползучая, – отвечает дед Мадьес, поправляя очки. – Так, так, посмотрим…
Травник смахивает со стола ненужный хлам, две склянки разбиваются о пол, а Мадьес достает небольшой сундук и ставит на столешницу.
Мы с незнакомцем стоим среди пыли и паутин, слушая ворчание Мадьеса, который перебирает содержимое сундука. Я, кажется, совсем не дышу. Над головой на веревке висят высушенные летучие мыши, пучки трав, грибы и еще что-то невразумительное. Внутри дом такой же неопрятный, как и снаружи. По углам стоят ящики со сломанным барахлом, назначение многих штуковин я и не знаю, хотя вижу прибор с несколькими круглыми стеклами наподобие того, что был в учебниках по медицине. Склянки и банки выстроились не только на полках, но и на подоконниках, тянутся длинными рядами вдоль стен. Многие битые, кое-где содержимое прилично поросло плесенью.
Наконец Мадьес достает небольшую склянку с неприглядной мутно-зеленой жидкостью.
– Чуток выжимки. Это все, что осталось, – говорит он, отдавая товар мужчине.
Рука в черной чешуйчатой перчатке тянется вперед, забирая пузырек.
– Мало. Нужно еще.
– Я давно не занимаюсь переработкой, – отвечает Мадьес, разводя руками. – Посмотрю, не растет ли что в огороде. Там все заполонила коприва, видите ли.
– Сойдет и свежая. Я сам сделаю все, что надо.
Подхожу ближе к потертой столешнице, из которой торчат колючие щепки.
– Мне как раз нужна ко… коприва, – осмеливаюсь сказать я. О великий Сотмир! До чего я неловкая! – И мята. Не могли бы вы набрать трав сразу и для меня? Точнее, для бабушки Лирии.
– Лирии? – вздергивает головой Мадьес и наконец вглядывается в мое лицо. – Как тебя звать, девочка?
– Ирис, деда, – отвечаю я, понимая, что незнакомец тоже слушает. Теперь он знает, как меня зовут. Отчего-то мне становится еще более не по себе.
Дед Мадьес накручивает на палец ус, задумавшись о чем-то, и, больше не сказав ни слова, скрывается в глубине дома. Скрипит дверью и выходит в огород.
Мы остаемся
