здесь был рыхлее того, что лежал в проходах между гор. Конечно, сказалась ещё и выросшая полезная нагрузка у путника: перед выходом на равнину землянин основательно пополнил запасы питьевой воды, задействовав не только основную ёмкость и фляжку, но и освободившиеся пищевые контейнеры.
Приноравливаясь к податливому грунту, Глеб сделал несколько шагов по направлению к намеченному ориентиру – ближайшему каменному островку. Но тут стало происходить что-то невообразимое. В воздухе словно запели тысячи тончайших невидимых струн. Их звук стал проникать прямо в мозг, и Глебу почудилось, что каждая клеточка его тела сейчас вибрирует, пытаясь подобрать заданную этими струнами волну. Он будто сам стал некой частотно-волновой переменной. Пилот не мог уже пошевелить ни рукой, ни ногой, ни головой, и животный ужас стал приступами паники накатывать на его сознание. Но как только тело Глеба вошло в резонанс с внешним колебанием, то звук невидимых струн исчез, а вместе с ним ушёл и безотчётный страх.
Мир стал до головокружения чётким и резким. Это состояние длилось ничтожно малое время, но своими донельзя обострившимися чувствами Глеб смог его зафиксировать, смог удержать картинку в голове. А потом эта картинка разом распалась на мириады мельчайших треугольников. Как будто огромное стекло, через которое ты смотришь на мир, в момент треснуло от одного выверенного удара иглой, что пришёлся в самую слабую точку прозрачного полотна.
Теперь уже эти бесчисленные треугольники стали мерцать и дрожать на своих местах, как только что вибрировало тело землянина. Их колебательная активность всё нарастала и нарастала. Когда мерцание треугольников достигло пика, они стали чернеть, и Глеб вспомнил рассказы опытных звездолётчиков про то, что у глубокого чёрного цвета есть множество различаемых оттенков. Теперь он всё это видел сам.
Хоть кругом был только калейдоскоп из яркого и пёстрого мрака, Глеб отчётливо осознавал, что стоит сейчас на песчаной равнине неизвестной планеты. Но при этом он каким-то другим чувством понимал, что находится в данный момент везде – в каждой существующей точке пространства и времени. Словно вся масса и энергия мироздания снова собираются в некую сингулярность, и ждут только его, Глеба, как последний недостающий компонент. И в этот миг землянин ощутил такой восторг, с которым по силе не могло сравниться ни какое плотское, душевное или интеллектуальное наслаждение. Это было сродни постижению смысла жизни – смысла, который не нужно ни описывать, ни объяснять!
Как всегда, всё необычное имеет свойство быстро заканчиваться. Напряжение, пронизывающее окружающий мир, разом спало. Исчезли и треугольники, и их завораживающая чёрная палитра. Вернулись цвета былые: серый у неба, желтоватый у песка и бурый у скал. Вся картинка как-то потускнела и съёжилась, будто бы у глаз Глеба, как у оптического прибора, снизили в настройках разрешающую и цветопередающую способности.
Как вкопанный Глеб стоял на месте ещё какое-то время, пока у
