Дровишкин давно мечтал сделаться корреспондентом. Он послал даже раз в газету «Красное чудо» письмо с просьбой принять в рабкоры. Но ответа еще не было. И талант Дровишкина пропадал в бездействии.
А Дровишкин был очень талантливый человек. И главное – отличался красноречием. Все знакомые даже удивлялись.
– Голубчик, – говорили знакомые, – да с вашим талантом в газеты нужно писать.
В ответ Дровишкин только усмехался.
«Уж только бы мне попасть в газету, – думал Дровишкин. – Уж я бы написал. Уж я бы с моим талантом черт его знает что бы написал».
И вот однажды, развернув дрожащими руками «Красное чудо», Дровишкин прочел: «Ник. Дровишкину. – Пишите о быте. Ваш № 915».
От радости Дровишкин едва не задохнулся.
– Есть! Принят! Корреспондент «Красного чуда» Николай Дровишкин!
И, едва досидев до четырех, Дровишкин вышел на улицу, презрительно взглянув на начальство.
На улице восторг Дровишкина немного утих.
«О чем же я буду писать? – подумал Дровишкин, останавливаясь. – Как о чем? О быте… Вот, например… Ну что бы? Ну вот, например, милиционер стоит… Почему он стоит? Может, его солнце печет, а сверху никакой покрышки нету… Гм, нет, это мелко…»
Дровишкин пошел дальше и остановился у окна колбасной.
«Или вот о мухах… Мухи на колбасе… Потом трудящиеся кушать будут…»
Дровишкин укоризненно покачал головой и зашел в лавку.
– Как же это та к, братцы? – сказал он приказчику. – Мухи у вас на окнах…
– Чего-с?
– Нет, я так. Трудящиеся, говорю, потом кушать будут. После мух… Дайте-ка мне того… полфунтика чайной…
Дровишкин помялся у дверей, положил колбасу в карман и вышел из лавки.
«Нет, – подумал он, – о мухах нельзя – мелко. Нужно взять что-нибудь этакое крупное. Какое-нибудь общественное явление. Факт значительный».
Но ничего значительного Дровишкину не приходило в голову. Даже люди, проходящие мимо него, были самые обыкновенные люди, совершенно непригодные для замечательной статьи.
Настроение у Дровишкина упало.
«О погоде, что ли, написать? – уныло подумал он. – Или про попа, что ли…»
Но, вспомнив, что поп приходится дальним родственником жены, махнул рукой и пошел к дому.
Дома, закрывшись в своей комнате, Дровишкин принялся писать. Писал он долго. И когда кончил – уже начинало светать.
Разбудив жену, Дровишкин сказал:
– Вот, Веруся, послушай-ка. Я хочу знать твое мнение. Это явление из жизни…
Дровишкин сел против жены и стал читать глухим голосом. Статья начиналась туманно, и смысл ее даже самому Дровишкину был неясен, но зато конец был хлесткий:
«И вместо того, чтобы видеть перед окнами ландшафт природы, трудящиеся порой лицезреют перед глазами мокрое белье, которое повешено для просушки. За примером ходить недалеко. Не далее как сегодня, вернувшись
