style="font-size:15px;"> Подрулит непременно. Отдельные несознательные ветераны банкет под сенью кустов уже начали, и парадный строй потерял ещё несколько бойцов.
Когда Никита нарезал сало, колбасу и хлеб, к друзьям подковылял огромный парень со шрамом на щеке, в голубом берете, с палочкой:
– Пехота, десантуру примете?
– А то! Садись, брат, не перетруждай ногу! – Кирпич подвинулся на лавочке. – Держи стакан!
Десантник извлек из кармана поллитру, а из авоськи – помидоры и огурцы.
– Дмитрий. Панджшер, восемьдесят шестой год. Бывший сержант. Ныне художник. Свободный художник… – уточнил.
– И как? Хорошо идут дела?
– По-разному. Работаю в поте лица и по мере сил и здоровья. Когда уходит одна, когда две картины в месяц, когда ни одной. Но жить надо, ребенок кушать хочет каждый день, а не раз в месяц. Пенсия от благодарного государства – по инвалидности… – десантник Дмитрий оголил ногу и похлопал по протезу, чуть выше колена, – …в триста «деревянных». О как! Пятидесяти «баксов» и то не заслужил! Эх! Я вот в Штатах работал – по контракту с галереей, встречался с ветеранами Вьетнама, вот кому уважуха!
– И на что существуешь?
– Работаю охранником на автостоянке. Там и рисую, по ночам. Ты не подумай, брат, что ерунду какую-нибудь! Мои картины в Государственной думе выставлялись! Я в Америке хорошо продавался. В Голландии! У меня замечательный голландский и чешский цикл. А какая серия фэнтэзи! Эх! Что мы о чепухе! Выпьем, братцы, за возвращение не в «цинках»!
Выпили.
Сзади к скамейке подкрался ещё один… Сидя к нему спиной, не сразу засекли. А тот схватил Никиту с Кирпичом и стал душить, причём всерьёз душить, причём негромко гогоча.
– Отстань, паразит! – прохрипел Кирпич. – Кто это?!
– Серёга?! Ты, что ли? – Никита безуспешно пытался вывернуться.
Десантник-художник Дмитрий скорчил свирепую гримасу и замахнулся тростью на подкравшегося «душегуба».
– Не тронь! Я свой! – упредил «душегуб». – Сейчас добью этих, и будем вместе пить. Нам больше достанется!
Хрен тебе, душегуб, а не больше! Кирпич всё же выкрутился из цепкого удушающего захвата, принял стойку, коротко замахнулся – целя в челюсть! Челюсти даже у суперпуперменов – «стеклянные». И… расхохотался Кирпич:
– Серёга! Точно! Здорово, Большеногин! Привет, сволочь!
– Я ему сейчас эти его большие ноги обломаю! – грозно пошутил Никита. – Безногиным сделаю или Одноногиным!.. Извини, брат. – Он поймал себя на неловкости перед художником Дмитрием с протезом. – Безуховым сделаю! Будешь, как подстреленный моджахед!
– Но-но! Не тронь! Зашибу! – рыкнул «душегуб» отстраняясь и бросился обнимать друзей.
В его железных руках заскрипели кости даже у крупномасштабного Кирпича:
– Ну, ты! «Железная лапа»! Полегче! Я ж тебе не Маугли. Шею сомнёшь, а мне завтра работать!
– Откуда
