прорвет, погибнет весь поселок!
– Михал Иваныч…
– Это приказ!
– Слушаюсь! – Чесноков, подскакивая, всё же задержался на секунду и одним заклинанием, в которое вложил все силы, запечатал раны пострадавшего.
– Чесноков! Прекрати тратить силы! Под трибунал пойдешь! Спасай станцию! – заорал Розанов в спину бегущему к лестнице.
Сейчас вся надежда ГЭС и города лежала на сутулых плечах двадцатишестилетнего выпускника Минского политеха, и Дед скрипнул зубами. «Он справится, я лично его отбирал, он справится», – убеждал тот себя, хотя прекрасно понимал, что далеко не всё сейчас зависит от белорусского паренька.
Дед прикрыл глаза и зашептал: «Всем магам: SOS, всем магам: SOS. Авария на станции, авария на станции, угроза прорыва плотины. Нужна помощь! Повторяю: всем магам: SOS, всем магам: SOS. Авария на станции, авария на станции, угроза прорыва плотины. Нужна помощь!»
Он знал, что где бы ни были маги-сотрудники ГЭС, сейчас у них заорала сигнализация, опасность высшей категории. Он знал, что в ближайшие минуты восемнадцать человек встанут полукольцом перед плотиной и соорудят магический щит. Всё, что произойдет дальше на станции, – останется на станции. Первым делом – обеспечить безопасность внешнего мира. Председатель партячейки повесит «зеркало», они будут видеть всё, что творится внутри, но до тех пор, пока полностью не исчезнет угроза прорыва плотины – не двинутся с места.
Розанов настроил «зеркало» на поиск четвертого из своей бригады. Третьяков из последних сил сопротивлялся бешеному течению, стремившемуся сбросить его с трубы, и, не моргая, будто кролик на удава, смотрел на Гидру. Дед понял, что у него есть от силы пара секунд для спасения. Мозг заработал с бешеной скоростью: что он может отсюда предпринять? Взгляд наткнулся на кран, чей крюк болтался почти над Третьяковым. Еще до того, как полностью сформировался план, Розанов начал действовать.
Николай вскинул руки, чтобы защититься, но те не слушались. «Надо поставить воздушный щит» – инстинкт самосохранения помогал бороться до последнего, пробиваясь через парализующий ужас, но сил не было. Сражаться в одиночку с духом Енисея? Такое безумие не пришло бы в голову даже самому сумасбродному магу.
Вдруг перед носом качнулся знакомый крюк. Николай вздрогнул и очнулся. Еще не понимая, что происходит, ледяными руками зацепил куртку и поднял большой палец. Крюк резко дернулся так, что чуть не порвал спецовку, и, набирая скорость, понес его к балкону. Третьяков будто в замедленной съемке видел, как Гидра плюет в него тонны воды изо всех пастей, и непроизвольно скрутил вокруг себя воздух плотным коконом, захватив в него и крюк.
Кран, рассчитанный на тысячи тонн тяжелых узлов и агрегатов, выдержал. Кокон треснул, будто яичная скорлупа, но основной удар выдержал. Мокрый с ног до головы, трясясь то ли от холода, то ли от страха, Николай рухнул с двух метров на балкон: ткань спецовки всё же не выдержала. В эту секунду перед ним возникло изображение Михаила Ивановича.
