е подниму тебя.
– Спасибо, Борис, будем работать!
***
– Надо бы выпить, отпраздновать. Может, ещё годик, Старого этого смещу, Бореньку, – Рассуждал Павел, посматривая на себя в отражении зеркала лифта, поднимаясь на пару этажей выше, – Я заслужил. А кого ещё он мог принять? Не ту же херню, которую Иванов сделал. Лоботряс, чудной, но прибухнуть разок можно.
Пролетая по синему ковролину этажа, как орёл, высматривая внизу свою жертву, Павел искал стол Иванова. Он действительно никак не мог запомнить, в каком из офисных закоулков сидит его дружок или же только хотел наглядно подтвердить, что этот ваш отдел ни умом, ни планировкой не блещет.
– А, дорогой, вот ты где, отдельчик ваш, конечно… Пока норму по кардио не выполнишь, хер тебя найдёшь.
– Здорово, Паш, как сам? Звонил тебе в субботу, ты просто про День Рождения Насти так ничего и не сказал, – говорил светленький в очках и околоспортивном костюме тридцатилетний Иванов, выглядящий на все двадцать.
– Приду.
– В субботу был.
– Извини, брат, замотался. Давай сегодня поправим ситуацию: посидим где-нибудь за здоровье твоей супруги выпьем.
Очки в чёрной круглой оправе задергались на смеющемся лице Иванова:
– Только, чтобы это отпраздновать?
– Ещё что-нибудь найдём, давай, собирайся, место нормальной такое знаю недалеко. Давай-давай, Старый добрый сегодня.
– Аа, он же твой проект принял, да? Поздравляю! – бурчал Иванов, кладя телефон и ручку в сумку.
– Да рано ещё поздравлять, а то, что он меня выбрал – повезло просто.
– Наверно, да. Только мы вдвоём пойдём?
– Можем Сашу прихватить.
– Какого?
– Ну ту, из бухгалтерш, тусили пару раз с ней вместе, – говорил Паша, вспоминая, кто же эта Саша и где они ее видели. Или упорно делая вид.
– Ну хочешь, зови, – театральным жестом Иванов застегнул сумку.
– Собрал вещички? Пойдём.
И вот они зашагали к лифту по лабиринтам отдела.
– Заметил, лифт чудит сегодня? – Иванов избивал пальцем кнопку лифта.
– Чего с ним?
– Ба-ра-хлит.
– О, да наша страна такого лифтовика теряет? Не поздно ещё сменить ремесло, номерок один знаю…
Открылся лифт, из него выходит брюнетка лет двадцати.
– Павел Карлович, здравствуйте! Я сделала ту таблицу, Вы посмотрели?
– Юлечка, у тебя будут лучшие оценки за практику, – не своим голосом с лицом ловеласа ответил Паша.
– Спаси-и-ибо, Павел Карлович! У Вас новые туфли? Они Вам очень идут! – сияла Юлечка.
– Ага, давай, не болей, – Паша вошёл в лифт, нажал на кнопку, гордо вспоминая, сколько он за них вчера отдал. Сразу видно, что девочка разбирается в хороших вещах.
Двери закрылись, играет тихая музыка.
– Так почему мы эту твою Юлечку не возьмём? – начал Иванов.
– Ну должны же быть какие-то принципы. Практикантка все-таки.
– Удивительно просто, тебе только свистнуть…
– Как у супруги дела?
– Да отлично, а на…
– Когда дети? – с едва заметной ухмылкой спросил Паша, лишь бы не слушать очередную историю счастливой семейной жизни от человека, который мечтает о всяких Юлечках.
– Да вот, я думаю, уже скоро. С Настей думаем, пора уже.
– Ма-ла-дцы, – вспоминая Сашин бюст, пропел Паша. Двери снова открываются, и компания выходит из лифта, – где она там?
– Туда.
– Ага.
***
– Александра, здравствуй! – почти идеально в два голоса сказали подошедшие к столу Саши Иванов и Павел.
Из огромного окна струился свет яркого тёплого весеннего солнца, заливая столы, ослепляя, отвыкшие от солнечного света лица, разливаясь в бриллиантах часов Саши и, поигрывая на близлежащих предметах, превращая их в часть большого радужного узора.
Разговор пошёл сразу, он был радостным, долгим и совсем ни о чем. Уговаривать ее не надо было, но разговор затянулся, как будто бы Паша и Саша действительно были очень рады видеть друг друга. Их разговор был бы похож на пение птиц, если бы ворона в лице Иванова не каркала бы невпопад х пению при каждом удобном случае.
– Ладно,
