пущен вдоль пола. В центре зала стояла статуя Тавота – человека с головой быка. Хотя вряд ли Бога можно было назвать человеком, но скульптур изобразил чудовище так, чтобы приблизить его анотоморфно к людям.
Калеаб сел на предложенную подушечку, брошенную на чистый пол. Он оказался среди служительниц храма, что отдыхали после молитв. Каждая из женщин улыбнулась старику. Кто-то подал ему миску с кашей и куриной ножкой, пока мужчина рассматривал статую, затем ему протянули чашку с вином и кусок сливового пирога. Калеаб неторопливо наслаждался едой, глядя как женщины шили ажурную фату, перекладывая длинный отрез ткани на колени друг другу.
– Для невесты нашего короля. Я Саунар, – представилась женщина, что привела старика в храм. – Это – мои младшие сестры.
Она указала на остальных и села на каменную скамью, стоящую поодаль, чтобы не мешать.
– Король Мали женится? – спросил мужчина, скребя ложкой по стенкам миски.
Саунар кивнула и снова улыбнулась, протянула руку к фате, провела пальцами по белой ткани.
– Да, люди так радуются этой новости, усердно молятся в храме. Невеста из семьи правителей Приама. Дочь короля Самоса – Ювэр. – она отпустила ткань и посмотрела на статую. – Благословенна будь павшая королева Каро. Жаль, что действующий король острова алмазов расправился со своим братом.
Калеаб осторожно отодвинул пустую миску, на дне которой осталась лежать кость и спросил:
– Вы никогда не видели королеву Приама? – его сердце забилось чаще, ведь именно она была нарисована на портрете, что покоился в кармане старика.
Сауран опустила на него глаза.
– Никогда, к моему великому сожалению. Жаль, что она и маленькая принцесса погибли.
Не погибли, старая ты дура, подумал Калеаб, но вежливо кивнул. Хоть старик не верил в Бога, все же в этом месте он не испытывал тревоги. В этом месте отступали печали, а сердце наполнялось теплом, да и курица, съеденная пять минут назад, была сочной, что подняло настроение путника.
Он встал, поклонился женщинам, начавшим напевать очередную молитву, и покинул храм пока солнце не зашло за горизонт.
– Тебя выдает гнев! – выпалила Литта и съежилась.
Каро, с горящим от злости взглядом, медленно повернулась к дочери.
– Что ты сказала?!
– То, что ты не из этих мест, тебя выдает гнев! – Литта обвела рукой дома и жителей, занятых своими повседневными делами. – Посмотри на них, на их лица – они счастливы!
– Меня выдает мой усталый вид и платье, что не знало стирки.
Они прятались у всех на виду, стояли в тупике дома, рядом с лавкой булочника. Из открытых дверей слышалась мелодия, что напевала хозяйка – полная женщина с короткими волосами медного цвета. Она совершенно не обращала внимание на людей, стоящих у нее на заднем дворе, рядом с мешками, полными мукой.
Каро села на землю. Ее платье, некогда ярко желтое, теперь было грязным и выцветшим. В ней самой мало что осталось
