себя, хоть на миг, яркой пышногрудой красоткой, способной привлечь такого мужчину!
Эротические флюиды сбежавшей из номера пары все еще витали вокруг и будоражили мое сознание: выйдя из душа без ничего, я упала на застеленное покрывало и лежала с минуту, пялясь в закат, что тек акварелью над соседней высоткой. Если б окно открывалось, я бы встала нагой на подоконник и подставила кожу теплому ветру, мечтая о длинноволосом парне, с которым случайно свела судьба.
Шрам пульсировал на запястье, будто сработала напоминалка: мало тебе прошлого раза? Хочешь разбиться снова? Забудь!
Боль отрезвила, резанула по нервам. Слишком сильно меня приложило в прошлом, чтоб увлекаться теперь. Я наскоро вытерлась простыней, сдернутой с чистой кровати, просушила волосы феном. Оставалось всего полчаса, чтоб привести себя в товарный вид и не посрамить репутацию гостиницы «Ленинградская».
3.
Вниз я спустилась при полном параде: черное атласное платье в пол – без рукавов, плечи открытые, лаковые туфли на шпильках. Макияж «смоки айс», кровавые губы – вполне себе готический стиль. Волосы завиты и собраны в узел, сколоты эффектным эгретом-змеей. На шее бархотка с изящным кулоном: алый камень в окружении кристаллов поменьше. Не рубин с бриллиантами, разумеется, но зато граненые стеклышки сверкают, как витрина под Новый год. Издалека – отличный эффект.
На правой руке – перчатка до локтя, атласная, под старину, с петелькой, накинутой на средний палец. Левая рука сегодня свободная. Вообще-то перчатки ношу из-за левой, но сегодня она – в антураже свадьбы. Нет нужды закрывать.
Я осмотрела себя в зеркале лифта и осталась довольна картинкой. Если б не пресловутый кофр, сошла бы за гостью высокого общества. Татуировка на левом предплечье изумительно сочеталась с нарядом.
Мою руку до локтя обвивали розы с мощными колючими стеблями. Они словно прорастали из вскрытой вены, из приметного длинного шрама на тыльной стороне запястья. Розы были черные, крупные, на их шипах трепетали бабочки, пронзенные насквозь, попавшие в ловушку коллекционера-садиста. В самой гуще роз возле локтя пел умирающий соловей, и его кровь стекала по стеблям, чтобы напитать корни.
Мне тогда было очень плохо. Мне тогда было очень больно. И мне было почти никак, когда я делала татуировку, чтоб оправдать глубокий порез, едва не оборвавший никчемную жизнь.
Жаль, что у Ленки были ключи, и она нашла меня в ванне. Я ведь специально порезала левую, чтоб больше никогда не играть. Не встречаться с тем, кто меня предал, в тесном богемном кружке музыкантов. Увы, мне и жизнь, и руку спасли. А может, это и к лучшему. Как я могла отречься от музыки ради придурка с раздутым эго? Да он вылетел через год из Гнесинки. А я продолжаю жить и играть!
К сожалению, татуировка мешала, розы подходили не к каждому платью. И не к каждому мероприятию. Приходилось прятать их под перчаткой. Но сегодня – пусть все обзавидуются. Эта свадьба ломает шаблоны!
Элен мой вид пришелся по вкусу.
