находила живой отклик среди матросов. Члены судового комитета исподволь начали вести подготовку восстания…
…На крейсер пожаловал морской министр Бирилев.
– Азовцы! – крикнул министр, выпячивая грудь и стараясь придать себе молодцеватый вид. – Ваше судно – георгиевское судно. Вы, азовцы, в 1905 году удостоились похвалы его императорского величества… На вас все надежды самодержавия. Внутренний враг становится все нахальней… наглей… нужны верные силы отечеству, и я верю, что вы, азовцы, будете верны присяге и военному долгу.
Бирилев перевел дух и, собрав силы, неистово взвизгнул:
– Да здравствует батюшка-царь и матушка-Русь… Ура-а! – Отозвались только офицеры. Команда безмолвствовала, она напряглась, ожидая сигнала к восстанию. Сигнала не было. Руки офицеров на револьверах. Офицеры бледны. У одного из мичманов дергается щека.
– Кто тут стоит? Русские люди? – восклицает министр и, быстро подойдя к матросской шеренге, тычет в грудь первого попавшегося моряка:
– Ты русский?
– Русский.
– Ты русский? – тычет он в соседа.
– Ты русский? – нервно перескакивает его палец в плечо стоящего во второй шеренге…
– Русский…
– Да здравствует русский народ. Ур-ра!
То же гробовое молчание. Министр побагровел. Мгновение казалось, что его хватит удар, и вдруг вся краска отхлынула с лица, он сгорбился и засеменил вниз по командирскому трапу.
Это произошло 14 июля, а 19-го…
На небольшую, окаймленную вековым сосновым бором бухту Папон-Вик (Хара-Лахт), что в 40 милях восточнее Ревеля, спустилась ночь. Безветренная, звездная, на редкость теплая для Балтики. На судах учебно-артиллерийского отряда загорелись корабельные сигнальные огни, прозвучал отбой.
Однако многим матросам крейсера “Память Азова” не спалось. В душном тесном помещении, находившемся в носовой части жилой палубы, шло собрание корабельной большевистской организации. Прибывший нелегально на крейсер член Ревельского комитета РСДРП Арсений Коптюх привез известие о событиях в Свеаборге и Кронштадте и требование партийного центра поддержать восставших. Обсуждение создавшегося положения проходило горячо и взволнованно. Слишком неожиданна была весть. Говорили о том, что, по слухам, на боевых судах арестованы революционные матросы и заменены гардемаринами. “Память Азова” мог остаться в одиночестве. Да и мыслимо ли овладеть судном, если все офицеры и кондукторы начеку?
Спор затянулся до полуночи. Не успели матросы разойтись, как появился старший офицер. Это ученик-комендор Тильман успел донести судовому священнику о собрании в таранном отсеке и присутствии постороннего человека. Тот немедля передал об этом корабельному начальству. Начался обыск. Вскоре Коптюх был обнаружен и арестован. При обыске у него нашли браунинг и
