к шатру Атоса. Сначала он старался не замечать моего навязчивого любопытства, потом озверел и с бранью меня прогнал: раз, второй, третий. Затем смирился. Я все равно приходила. Даже себе я не могла объяснить, зачем намеренно вызываю его гнев. И вот я стала постоянным гостем его бритья, и он, кажется, привык к тому, что утром я кручусь где-нибудь поблизости и меня можно отправить то за чистыми полотенцами к лазарету, то за водой к реке.
Сегодня он был в особенно хорошем расположении духа и даже что-то напевал себе под нос. Я заметила, что он искоса поглядывает на меня.
– Лис, а ты вообще когда-нибудь брился? Я гляжу на тебя и твой гладкий, торчащий из-под шлема подбородок, и пытаюсь понять, росло ли на нем хоть что-нибудь?
Я помотала головой и, в общем-то, не солгала. Для женщин бритье носило иные, гигиенические меры. Моя мать, подобно многим приверженцам культа Сефирь, сбривала волосы в подмышечных впадинах и интимных местах и учила тому же меня. Но лицо мне брить не приходилось. Поэтому легионер Лис покачал головой.
– М-м-м… – Атос смутился, но затем развернулся ко мне с половиной намыленного лица. Сейчас он выглядел как подросток, застигнутый неприятной обязанностью объяснять младшему товарищу, откуда берутся дети. – Может быть, хочешь, чтобы я тебя научил?
Это было очень мило. Правда. И я бы с радостью поучилась бриться. Но проблема была в том, что я никогда не снимала шлема. Во мне начали борьбу два чувства: желание ответить на дружеский жест Атоса и паническое стремление убежать и спрятаться. Увы, единственное, что я могла, – это опустить голову и молчать.
Мой учитель сам вывел меня из этого глупого положения:
– Я вспомнил. В легионе говорят, что у тебя чертовка, поэтому ты и не снимаешь шлем. Так?
Я кивнула. Да, в легионе именно это и говорят. Они говорят, а не я. Мне не хотелось без нужды врать Атосу, хотя все наши отношения были густо замешаны на неправде.
– Ты сегодня молчаливый… – Он отвернулся к щиту и продолжил резкими движениями сбривать со щек ровные полоски мыла.
– Мне все говорят, что я в мать, – с трудом выдавила я. – Волос нет не только на лице, а на всем теле. А чертовка… от нее, в общем, тоже волосы выпадают. – Чтобы подкрепить свои слова, я закатала штанину и показала гладкую коленку. Обернувшийся Атос даже присвистнул.
– Что ты вообще забыл в легионе, парень? – Он подошел ко мне, так и не смыв до конца мыло со щек и подбородка. Волосы тоже намокли и топорщились сильнее прежнего. Внезапно крайниец схватил мою руку и нажал большим пальцем в середину ладони, раскрыв мои пальцы. Так в детстве я, играя, надавливала на мягкие лапки кошек, чтобы они показали коготки.
– Твои руки – девчачьи руки. Они не созданы для меча. – Он поднял мое запястье, всматриваясь в него, словно ища там какое-то профессиональное клеймо мечника. – Жилы, мышцы, само сложение. Для тебя есть много прекрасных работ: портной, ткач, ювелир – много где пригодились бы твои тонкие пальчики.
