у тебя меха разные, – сказал Антон Весёлый, – ещё с зимы хранимые. Да вот не мешает их на небесах просушить.
– Благодарен, конечно, – отвечает Акимка. – Но как же ты это всё мне вернёшь?
– На следующей пятнице все шкуры звериные, всё равно, что дождь или снег выпадут прямо у дома тятьки твоего. Для удобства полного в ограду и перед окошками. Главное дело, что они все просушенными будут. Без всякой моли.
– А лошадь с телегой как же?
– И клячу тебе вернём. Даже не эту, а какую-нибудь небесную, крылатую. Вместе с каретой моей личной. Пользуйтесь, господа хорошие. Мы ни сколько не жадные.
– Славное дело предлагаешь, небесное величество. Вот радости в дому-то будет!
– А то как же! Без неё никак невозможно. И послание вот возьми с печатью, чтоб всё без обмана. Бумага – она и есть документ.
Счастливый Акимка вернулся домой, всё отцу-то взахлёб рассказывает и бумагу ту подаёт. Невзглядову худо сделалось. Упал прямо на землю – и плачет, и смеётся.
Успокоившись частично, взял он в руки писанину разбойничью и зачитал перед домашними и служилыми. А там чёрным по белому написано: «Хоть ты и сотник, а такой же дуралей, как и твой сынок Акимка-блаженный. Грабил я и буду далее спокойно своё дело вести, харя ты свиная! С поклоном к вам, Антон Весёлый».
После этого случая сотника Невзглядова самый главный воевода вызвал к себе, обругал всячески, все его доходы да имущество в казну царскую списал и сказал ответственно:
– Ежели за неделю мне Антона Весёлого не словишь, в кандалах далее на восток пойдёшь – арестантом обычным.
Крепко досталось Акимке, но выдержало его богатырское тело побои всяческие.
Выгнал Невзглядов сына в дремучий лес-тайгу, с глаз подальше. Как Евдокия ни корила, ни молила мужа, всё впустую. Одно только сотник и сказал жене:
– Один превеликий дурак был в Иркутске, да ещё в моём доме. Через него я гол, как сокол, стал. К тому же всяческое уважение к себе со стороны людей потерял.
И начал сотник самочинно с отрядом специальным Антона Весёлого искать. Чуть было даже не поймал, да удалось тому скрыться. Взяли однако одного разбойника, который и выболтал, где и в какой яме потайной богатства награбленные таятся. Так бы, бандит, понятное дело, может быть, и не стал про то рассказывать, но казаки его очень об этом попросили. А он уж отказать им никак не мог.
Но главные командиры разбойничьей шайки такую разговорчивость своего бывшего сотоварища предвидели и решили, пока суд да дело, вывезти золото и серебро, камни драгоценные, украшенья и утварь богатую и прочее в другое место. Об этом своему атаману Весёлому вознамерились потом рассказать, при встрече. Потому, как пока он где-то скрывался от казаков.
Так уж случилось, что Акимка, по тайге странствующий, увидел, как три телеги с разбойным добром и казной молодцы лесные в глухой бор доставляли. И среди других лошадей узнал свою, домашнюю – Груньку.
«Никак это они и есть, разбойники, – подумалось Акимке. –
