берега галька мелкая, как горох, даже гречка, но чем глубже, тем она крупнее, и вскоре становится величиной с булыжник, а потом идут валуны, обросшие короткой щетиной. Из песка, словно хребты доисторических ящеров, выпирают остатки скал, покрытые бурыми космами, мятущимися в такт волнам. Иные гребни поднимаются почти до поверхности: если встать на вершину, со стороны покажется, будто в этом месте глубина смешная, по пояс. В позапрошлом году мы брали с собой в Афон моего младшего брата Сашку, прирожденного нытика и вредителя. Увидев меня, возвышающегося над водой метрах в пятнадцати от берега, этот простофиля, не умеющий толком плавать, смело бросился в море – ко мне, так как я (в шутку, конечно) призывно махал ему руками. Выловили малолетнего идиота, когда он уже пускал пузыри и голосил «У-у-у-у!», что означало «тону». Башашкин, вопреки своему убеждению, что детей бить непедагогично, дал мне за провокацию такого леща, что в ушах зазвенело.
– Знаешь ты кто? – трясясь от злости, спросил он.
– Кто?
– Ты Чомбе – предатель конголезского народа!
В тот год это было самое страшное ругательство в его репертуаре, постоянно обновлявшемся. Но и Сашке тоже обломилось – за доверчивость.
В скалах под водой много узких проходов, щелей и гротов, в одни можно просунуть руку, в некоторые уместиться целиком, но я не рискую, так как трусоват в Лиду. В пещерках таятся крабы, в основном мелочь, но встречаются размером с консервную банку. Там же прячутся каменные окуни, похожие раскраской на судаков, но подстрелить их трудно: почуяв малейшую угрозу, они тут же смываются через «черных ход» (а такой есть в любом гроте) и острие пики ударяется в камень. Один-два таких промаха, и пожалуйте бриться, то есть заново точить гарпун. Местные рассказывают, что в пещерах и щелях волнорезов живут ядовитые морские змеи, способные одним укусом убить наповал даже дельфина, но я никогда их не видел. Аборигены, по-моему, тоже. Изредка можно заметить морских коньков, напоминающих маленькие шахматные фигурки, неведомым образом ускакавшие с клетчатой доски под воду.
Скалы кое-где словно покрыты черной вздыбленной чешуей. Это мидии, их можно отрывать от камней целыми гроздьями, но следует быть осторожным, края очень острые, и легко обрезаться до крови. Иногда мы под вечер разводим на берегу костер, а потом накрываем угли железным листом. Когда он хорошо раскалится, на него рядами выкладываются черные плотно сомкнутые раковины. Буквально пять-десять минут ожидания, и створки сами распахиваются, открывая оранжевые тельца, кипящие с собственном соку, источая запах, от которого текут слюнки. Очень вкусно! Тут главное не зевать, так как очень скоро моллюски подгорают и чернеют, точно грибы на сковородке. Именно мидиями под сухое винцо на вечернем берегу и прельщал коварный соблазнитель Ашот доверчивых курортниц, пока Мурман не сослал его сторожить табак и торговать фруктами. Башашкин недоумевает, почему в ресторане мидий не подают, хотя посетители постоянно спрашивают. Неля говорит, нет какого-то разрешения, которое не могут согласовать между собой большие начальники из разных министерств.
Но
