и даже слегонца посвежел. Немного поучил нас, сопляков, нюханью жития-бытия, а на следующее утро мы с сестрой из окна квартиры наблюдали его обездвиженную тушу на детской площадке: лежал там в домике обосранный, со спущенными штанами, храпел на весь двор. И все вокруг смеялись (хоть что-то интересное в их серой жизни произошло). И все вокруг знали, чей папаня тут валяется с голой жопой.
– И помни, – в очередной раз не упустила возможность напомнить о моём месте в этой жизни сестра, – я всё наследство у вас отсужу, а то, что не отсужу, обворую или сожгу нахрен. Ты понял меня? Понял?
– Да понял, понял, – буркнул я и предпочёл удалиться в другую комнату. Там-то меня и ожидало страшное осознание, что дальше ничего хорошего не светит, и, чтобы фонарь окончательно не угас, надо что-то сделать.
Но я, как истинный омега и дурачок, ничего не делал. Учился на отвали, ибо постоянно пребывал в перманентном стрессе и усталости, да и друзей особо не завёл – с самого начала у меня не складывалось с общением и доверительными отношениями.
Депрессивный моногородок в провинции, где на облезлых панельках по десять объявлений типа: «выбери свой путь – кодирование». Ну, и куча объявлений от Моник и Белуч, желающих за денежку познакомиться на одну ночь. Куда ж без них, родимых?
И нет просвета, нет будущего, только вопросы о смысле бытия и чем заполнять время до своего логического завершения.
– Господи, ты говоришь, чтобы мы просили, да будем услышаны, – прошептал как-то я, прогуливаясь вечером по улице, лишь бы не идти домой, где опять скандалы, ругань, пьяный батя и тлен, – но, по-моему, ты меня не слышишь. Или не желаешь делать этого.
В боге я как-то резко разочаровался, как и в своих корзинкиных фантазиях о том, что что-то успешное и крутое ждёт меня там, в будущем (ну, не могли же мои страдания продолжаться вечно и быть просто так).
Кстати, о будущем. Светлого будущего, за которое билась моя бабка и немного родители, как-то всё не наступало. Каждый раз, то и дело, проскальзывали речи, что настали тяжёлые времена, будто бы когда-то они были супер-лёгкими и чиллибонистыми. В какой-то момент, чтобы пережить очередной кризис, мне пришлось резко повзрослеть. Ещё пуще повзрослеть, чем в глубоком детстве. Мать намекнула, что пора бы мне летом не в окно смотреть и мечтать, как с потенциальными друзьями буду бегать на речку, а уже и работу искать. Благо, в нашем городе ни о каких правах ребёнка знать не знали, и даже на стройку могли взять сопливого.
Брат пристроил по знакомству на склад. Очень уж хвалил эту работу, сам, говорит, пошёл бы работать, да слишком хороша работа для такого лоходрона, как он. На этих нотках уже стоило насторожиться, но я тогда был слишком юн и, вследствие чего, наивен.
Склад находился за городом, нужно было пройти заброшенное кладбище, потом складскую территорию, где тут как тут норовила облаять каждая собака, а после по запаху дикого перегара и химии найти своё стойло.
Коллеги
