было пусто, но из гостиной раздавались женские голоса. Сначала ему показалось, что говорят на другом языке, но через несколько секунд слова стали разборчивее.
– Такой дом загадили. Уже ничем не отмыть, – говорила одна женщина.
– Но мы же отмыли его.
– Рушана, ты новенькая, сюда же раньше не ездила?
– Нет, а что.
– Я сюда каждый день езжу. А каждое утро здесь бардак. Натоптано, еда по всему этажу, пиво везде разлито, даже цветы иногда из горшков вырывают, шторы на люстры наматывают. Аллах свидетель, бордель здесь по ночам.
Рушана зацокала языком.
Иван прыснул, он вполне мог представить, как Альвар или Бьорн протягивают шторы между хрустальными ярусами и катаются на ней. Он не стал больше слушать и побежал в библиотеку, половицы предательски заскрипели.
К его счастью, в библиотеке никто не убирался. На столе в центре комнаты стояли две бутылки пива: ни Иван, ни Марк так и не открыли их. Рядом лежала раскрытая книга. Он метнулся и схватил фолиант. Еще бы парочку для надежности. Иван подбежал к полке, откуда Марк ночью брал том, и вытащил еще один наугад. Тут в холле зазвучали голоса.
– Хозяйка, мы заканчивали, – теперь уборщицы говорили по-русски, но с сильным акцентом.
– Уже? Хорошо, – послышался женский голос сверху. Потом кто-то стал спускаться со второго этажа. – Давайте акты, я подпи… Ей, вы же пол не помыли!
– Мыли-мыли. Вся комнаты на первый эташ, как всегда, – начали отбиваться Рушана с напарницей.
– А потом натоптали!
– Это не мы.
Иван похолодел. Он опустил голову и увидел свои коричневые от глины кроссовки и ровную цепочку следов, которая вела от места, где он стоял, сначала к столу, а затем к дверному проему. Проклятье.
– А кто тогда? С улицы кто-то зашел, такой, потоптался и пошел книжки читать? – хозяйка явно прошла по следу и в следующую секунду ворвалась в библиотека. И сразу уперлась взглядом в Ивана. Секунду она молчала, а потом заорала:
– Какого хрена?!
Ивану стало страшно.
– Какого хрена, я спрашиваю?! – снова закричала хозяйка, пока Иван ошарашенно открывал и закрывал рот.
Перед ним стояла девушка со светло-рыжими волосами, неряшливо собранными в пучок. Уже перевалило за полдень, но она была в пижаме и халате поверх нее, на ногах – поношенные тапочки, на лице – нет даже намека на макияж. Зато есть жуткое выражение бешенства. Голубые глаза под блеклыми, почти невидимыми, бровями грозно лезли из орбит, а рот некрасиво скривился.
– Говорю же, притон тут, – зашипела на узбекском одна из уборщиц, заглянувшая в дверной проем. Напарница закивала.
– А ну, кыш! – рявкнула на них девушка и швырнула в женщин бумаги, которые держала в руке. Узбечки на лету поймали акты, подхватили ведра и поспешили к выходу, унося за собой аромат хлорки и мокрых
