увидел погоны, петлицы и не захотел больше говорить.
Курако махнул рукой и сошел с трибуны, недовольный собой.
Елена Евгеньевна наклонилась к мужу:
– Мне нездоровится. Проводи меня домой.
Кратов не мог уйти и обратился к Гутовскому. Профессор с готовностью встал. В трудные времена он сохранил верность Копикузу. Он работал с Кратовым с 1914 года, выбирал площадку для завода, поворачивал вместе с Гладковым общественное мнение Сибири в пользу нового начинания и председательствовал в урало-кузнецкой комиссии.
На трибуну входил Гладков. Бывший министр возглавлял Сибирский геологический комитет и выступал против Грума.
– Господа… – начал Павел Павлович.
Внизу щелкнул выстрел. Еще и еще… Публика вскочила. В руках офицеров замелькали револьверы. Заметались истерические крики. Начали прыгать из окон.
Гутовский получил в раздевальне пальто Елены Евгеньевны. К ним подошел офицер-каратель, влюбленный в Елену Евгеньевну.
– Попрощайтесь со мной, Елена Евгеньевна. На рассвете я еду прямо в бой.
Он протянул ей руку.
– Вы мне надоели, уйдите, – сказала она и не подала руки.
Капитан выхватил револьвер и выстрелил несколько раз. Последний патрон пустил себе в висок и упал мертвый.
Елена Евгеньевна еще дышала, ее сейчас же увезли в университетскую клинику. Когда Кратов пробился в раздевальню, там швейцар, отталкивая любопытных, вытирал половой тряпкой лужицы крови. Кратов бросился в клинику. Елена Евгеньевна умерла на извозчике, не приходя в сознание. Кратов вернулся домой, упал головой на письменный стол и всю ночь оставался как каменный. Приходили и уходили люди. Кратов не сделал ни одного движения. Только к утру он заплакал. В комнате был Гладков. Кратов посмотрел на него и сказал:
– Теперь мне остался только Копикуз.
Елену Евгеньевну похоронили в тот же день. Кратов не проронил больше о ней ни слова. Вечером после похорон он спросил брата:
– Карательная экспедиция выехала?
– Да. Восемь пулеметов. Начальником полковник Ромашев.
Следующей ночью к Курако постучали. Экономка Анна Ивановна впустила невысокого худого человека с глубоко запавшими черными глазами. Иногда он приходил каждую ночь, иногда исчезал надолго.
Это Сергей Дитман, большевик, член томского подпольного комитета партии. Когда-то, еще до войны, он работал у Курако в Юзовке студентом-практикантом, в 1914 году был арестован и сослан в Нарым.
В дни колчаковщины Курако встретил его на одной из улиц Томска и радостно кинулся с протянутой рукой, крича:
– Дитман, вы ли?
Дитман вздрогнул, быстро взглянул. Курако почудилось что-то странное в его лице, потом выражение изменилось, мелькнуло облегчение, в глазах вспыхнул огонек улыбки и исчез, словно прихлопнутый. Лицо стало отчужденным и непроницаемым.
– Вы
