я ждал, что тот же закон физики швырнет Гену на меня. Но Гена сидел монолитом, прикипев руками к баранке. Ему было не до центробежной силы. Он вел машину.
Мы спешили в Нижнелиманск. Мы спешили в Нижнелиманск, потому что там ничего не случилось.
2. Соображения и воображение
– Вечно у вас фантазии, товарищ Каротин.
Лисюк сложил сочные губы в улыбку и глядел в чистый лист бумаги.
Меня, по правде говоря, смущала эта манера нашего нового начальника: улыбается, но на тебя не смотрит. А ведь в невежливости Семена Афанасьевича никто не упрекнет. Едва переступишь порог его кабинета, сразу же широким жестом укажет на кресло, к фамилии обязательно прибавит «товарищ», а уж с «вы» на «ты» и подавно не собьется. И всегда ровен, спокоен, благожелателен. Прямо-таки непробиваемо благожелателен. А вот на тебя не смотрит… Неприятно. Но в конце концов что поделаешь – начальство, как маму и папу, не выбирают.
– То Москву, председателя ОГеПеУ – лично! – беспокоите своим, простите, непродуманным рапортом, – говорил Лисюк, сцепив пальцы и уткнув мизинцы в стол. – То вот в командировку проситесь без оснований. Занимались бы чем положено, и вам легче, и делу польза.
Лисюк, конечно, во веки веков не простит мне «непродуманного рапорта». Что ж, это можно было предвидеть. Разве мне улыбалось испортить отношения с начальством? Нет. Но что оставалось делать? С рапортом получилось так. В один прекрасный день Лисюк разразился приказом. Не называя фамилий, в том числе и моей, он долго распространялся о том, что некоторые сотрудники посещают рестораны «Интуриста», где всегда много иностранцев, прибывающих в наш международный порт, среди которых могут оказаться агенты зарубежных разведок, и заканчивал приказ тем, что объявил рестораны для всего личного состава «табу». Не могу сказать, чтобы я числился в ресторанных завсегдатаях, но запрещение это меня взбесило. Почему мне, начальнику отделения по борьбе со шпионажем, нельзя появляться в заведениях, где вращается именно та публика, которая по роду работы может представлять для меня интерес? Если ты боишься, чтобы твои сотрудники сталкивались с возможными иностранными разведчиками, как же ты доверяешь этим сотрудникам борьбу с ними?!
Все это я высказал Петру Фадеевичу Нилину, заместителю начальника управления, которого все мы почитали и уважали. Петр Фадеич снял свои профессорские роговые очки, привычным жестом протер их и суховато сказал:
– Начальник управления не последняя инстанция.
Я отправил короткий рапорт в Москву и вскоре получил ответ: если это вызывается необходимостью, в посещении ресторанов нет ничего предосудительного. После этого Лисюк, понятно, воспылал ко мне не очень нежными чувствами.
– Разрешите доложить свои соображения, – корректно говорю я.
– Какие там соображения? Одно воображение.
Улыбка не сходит с губ Семена Афанасьевича, поза не меняется, но мне сдается, что он слегка раздражен.
– Разрешите
