ывалахИ о тех, кто до срока ушёл, оказавшись правей.
Но забыла о дереве, что передышку давало
В каждодневных трудах, что ты жизнью считала своей.
Сепия
Офисные лампы острым хлором
Белят воздух, выжигают цвет.
Полутон – возможность разговора.
Белый означает просто нет.
То ли дело лампочки клетушек
В баньке, в коридоре, над столом.
Помнишь, как сияли эти груши,
Заливая комнаты теплом?
Копоть обмахнув и паутину,
Не боишься сепию включить?
Засветилась памяти пружина,
Раскалилась, ослепляя, нить.
Жёлтый шмель, расплавленное жало.
Старой книги пряный, жёлтый том.
В галстуках измятых рыже-алых
В школьную столовую идём.
Это цвет с морковкою бульона
И компотной кураги на дне.
Жизнь была и синей, и зелёной,
Выцвела, как фото на стене.
Пусть уже не разглядеть кого-то —
Надо ли так пристально смотреть?
Сепия – любимый фильтр для фото,
Он согреть способен даже смерть.
Горький мёд. Горячая пелёнка.
Йодной сетки стыдная беда.
Под простынкой рыжая клеёнка,
И больницы ржавая вода.
Посвети – чтоб не было забыто.
Без тебя не будет ничего.
И пока твои глаза закрыты,
В мире цвета нет ни одного.
Ловец снов
Поезд съезжает по карте вниз.
Лес по-апрельски бос.
Жду, что натянется некая нить,
Может быть, даже трос.
Знаю, что нити такой длины
Нам с тобой нипочём:
Солнце достанет до глубины
Неощутимым лучом.
Мы растянули над миром сеть,
Всё, что нашли, – вплели,
Чтобы над снами друг друга висеть
В разных концах земли.
Ржавый вагонный кокон-постель,
Длинная-длинная нить.
Чтобы наш мир не слетал с петель —
Мне ее вить и вить.
Каллиграфия
Ольге Варламовой
В бреду, во сне, в набоковском рассказе
Герой читал деревья, как письмо.
Мерещатся мне всюду мачты вязи,
И даже дождь – писание само.
Потоки вязи и сложны, и строги,
Она стоит столбами вдоль дороги,
И новостройки – новая глава:
Многоэтажек сочленённых слоги,
Жилых кварталов слитные слова.
Под мшистым наслоением помарок —
И в трещинах, и в рёбрах ржавых крыш,
В вечерней лигатуре страшных арок,
В следах от клея сорванных афиш —
Стоят глаголы, веди, ферты, азы.
Решётка сада тенью на песке.
Схожденье главных линий на руке.
Но нет её в корнях, ползущих вниз,
И в мокрых ветках, спутанных на миг, —
Всё тайнопись, всё скоропись, эскиз,
Живой, недолговечный черновик.
Тайцзы-июль
Змея замирает веткой, потом
Укус неожиданный, прыжок вмиг.
Осторожное движение с открытым ртом:
Боевое искусство собирать крыжовник.
В состоянии тигра раздвигать кусты,
Гневаться огненно фениксом, павлином,
Зорко высматривать сквозь листы
Ягоды полупрозрачные длинные.
Но только того ожидает успех,
Кто сдвинет мизинцем ветви шипящие,
Медленной силой отогнёт наверх,
Обнажая крыжовинки тяжёлые спящие.
Тренировка годами в том, как их тронуть:
Важно срывать их ветру подобно,
Не тревожа сон, уколовшись – не вздрогнуть,
Иначе прольются дождём дробным,
Закатятся вниз, в глубину куста —
К жалам, к корням, к началу утра,
И тогда черепахой придётся стать
С панцирем твёрдым и перламутровым.
Вишни
Гладит
