требуемого думцами «правительства доверия» пытались и последний премьер Н. Д. Голицын, и начальник штаба Верховного главнокомандующего М. В. Алексеев. Последний, как утверждал представитель МИДа в Ставке Н. А. Базили, даже вставал перед ним на колени. Был составлен текст манифеста. Однако император отправился в Царское Село, рассчитывая быть поближе к заболевшим корью детям. Ситуация казалась символической: в сознании последнего самодержца «детская болезнь» перевесила судьбу империи.
Поезд императора был остановлен в Пскове. 2 марта вечером туда прибыли на украшенном красными флагами поезде А. И. Гучков и В. В. Шульгин. По иронии судьбы просить Николая II об отречении пришлось монархисту, 39-летнему Шульгину, человеку весьма темпераментному. Он вспоминал, что они «ехали как обреченные» с единственной надеждой «спасти Россию». После сбивчивой речи о безнадежности положения нынешней власти Гучков передал императору набросок приличествующего случаю манифеста. Царь не раздумывал. Его уже убедили в безнадежности положения высшие армейские чины. Осталось только «сохранить лицо». Вариант манифеста, привезенного из Петрограда, был отвергнут. По-видимому, он действительно выглядел жалким в сравнении с текстом, загодя составленным в Ставке Н. А. Базили при участии М. В. Алексеева и А. С. Лукомского. Согласно манифесту, Николай II «в условиях внутренних народных волнений» счел за благо передать престол брату Михаилу для того, чтобы «вывести Государство Российское на путь победы». После отречения он сохранял равнодушие человека, убежденного, что его все предали. Некоторым казалось, что он продемонстрировал «мистическую покорность судьбе».
Оригинал документа, заверенного министром Императорского двора графом В. Б. Фредериксом, был отмечен некоторыми странностями. Машинописный текст словно сполз вниз, едва оставив Николаю II и Фредериксу место для подписи. В левом верхнем углу значилось: «Ставка». В нижнем левом углу был указан г. Псков. Вверху посередине напечатано: «Начальнику Штаба». Создавалось впечатление, что сбежавший, но пойманный на полпути Верховный главнокомандующий был вынужден сдать должность своему начальнику штаба. Вероятно, смысл события в том и состоял: армейское командование под давлением неподвластных ему обстоятельств предпочло избавиться от своего бесполезного военного руководителя. Однако сдержать последующее развитие событий уже никто не мог.
В Могилев вернулась и вдовствующая императрица Мария Федоровна. Вдвоем с «несчастным Ники» они плакали. Это выглядело житейски трогательно. Она считала, что ее сын был «неслыханно спокоен и величественен» в своем «ужасно унизительном положении».
Конечно, это было действительно «горестное свидание», за которым последовал скромный обед в присутствии дюжины приближенных. А 6 марта «прямо на глазах у Ники над Городской думой вывесили два огромных красных флага». Неудивительно, что и в наше время находятся люди, готовые лить бесполезные слезы по поводу того, что было предуготовлено безжалостной историей. Однако историк обязан бесстрастно соизмерять масштабы мировой истории
