бы на то, чтобы завладеть оружием, перебить тут всю стражу, взять Бехмута в заложники и прорваться на волю… Пистолет хорош только для угрозы. В бою его один единственный выстрел слишком ненадёжен. Сейчас, стоило только Хавьеру взять в руки сабли, его уже никто не остановил бы…
Но что об этом говорить? Обречь тем самым Рэнсора на неминуемую смерть?.. Нет. Этого никак нельзя было допустить.
Когда дверцу открыли, Хавьер, не обращая внимания на направленное в его сторону оружие, быстро, но спокойно выбрался из клетки и замер, показывая покорность. Позволил страже себя ухватить – натянулась идущая от ошейника цепь, а руки оказались высоко заломленными за спиной. Затем, не сопротивляясь, пошёл, куда его повели. Лишь на прощание он быстро обернулся и обнадеживающе улыбнулся чуть дышащему Рэю.
– Всё будет хорошо! – успел сказать Хавьер на кордийском прежде, чем шедший впереди стражник грубо дёрнул цепь и заставил его опустить голову.
– Хорошо, что напомнил, – эхом отозвался Бехмут. – Приказываю молчать. Забирайте его побыстрее. У нас ещё очень много работы впереди.
С торжествующей улыбкой на лице караванщик убрал пистолет за пояс, приказал отцепить Кема от решётки, затем вышел из комнаты вслед за стражей, уволокшей совершенно покорно ведомого на цепи, согнутого пополам Риса.
«Вот так! Вот так, зверюга! Почуял сильную руку на холке? Почуял! И тут же поджал хвост! Да! Ай да секрет! Отныне ты, зверюга, проглотишь весь свой норов, будешь как шёлковый и всё сделаешь так, как я захочу!»
Рэй упал на дощатый пол клетки и с трудом отдышался. Он готов был заплакать от жгучей злости на себя и полного бессилия что-то сделать. Рэй прекрасно понимал, что Норрьего поддался сейчас и не стал сопротивляться страже только потому, что хотел обезопасить его. И что сам он скоро сделает то же самое. Для своего… Кого? Врага? Опекуна? Друга?
Кем был для него владыка Ньетто? Почему Рэй вступился тогда за него перед своим королём? И почему сделал бы это снова, даже зная, чем всё это для него самого закончится?
Обречённо склонив голову на подтянутые к груди как в детстве колени, Рэй сидел и вспоминал, каким Норрьего был раньше, когда находился на самой вершине богатства, славы и власти. Как он сам, вернувшись князем в Тард, в одночасье снова возненавидел своего бывшего патрона, узнав правду (а правду ли?) о гибели отца…
Каким Рэй потом увидел владыку Ньетто в страшных застенках Триволи после камеры пыток. Как узнал, что его любимый новый король Шарль Мадино вместо праведного суда и казни решил продать Норрьего в рабство. Как, ни о чём не думая, кинулся к своему венценосному старшему другу, чтобы сказать, что так делать недопустимо, даже с мерзавцем и убийцей…
О том, что случилось после этого, вспоминать было особенно больно. Шарль как-то очень странно посмотрел на него. И тут же приказал страже схватить «бывшего князя Тарда», как государственного преступника.
– Вот и вся твоя хваленая верность!
