style="font-size:15px;"> Столь яркие и однозначные характеристики очевидца можно бы считать безусловно достоверными, тем более что прогноз Волынского – «сия корона к последнему разорению приходит, ежели не обновитца иным шахом» – оказался верным. Однако стоит обратить внимание на то обстоятельство, что знакомые с европейским «обхождением» петровские посланцы смотрели на людей Востока как на «варваров» и плохо понимали «язык» восточной дипломатии. Громкие военные победы на Западе внушали превосходство над «нерегулярными» войсками Востока, но мешали увидеть устойчивость местных социальных и государственных структур и традиций.
Флорио Беневени, проезжая в Бухару через Иран, докладывал о «глупости лезгинцев», не сумевших сразу захватить Шемаху и грабивших ее «без всякого порядку». Персидских министров и придворных он характеризовал как «людей самых лгунов и весьма в слове не постоянных», а порядки Бухары и Хивы – как «варварское и без оснований управительство», где подданные «все дженерально между собою драки имеют», и «оный народ по природе весьма непостоянной и обманливой»[71].
Итальянца можно было понять – при «варварских и непостоянных» среднеазиатских дворах он на самом деле «смертельные страсти претерпел». Однако и счастливо завершивший свою миссию Волынский откровенно презрительно оценивал всю иранскую элиту: «Истинно не знают что дела, и как их делать. А к тому ж и ленивы, что о деле часа одного не хотят говорить, и не токмо посторонние, но и свои у них дела так же идут безвестно, как попалось на ум, так и делают безо всякого рассуждения». Отнюдь не безгрешного Волынского раздражало высокомерие персидских вельмож в сочетании с ожиданием подарков при решении государственных вопросов. Когда, например, чиновник эхтима-девлета в духе судьи Ляпкина-Тяпкина из гоголевского «Ревизора» объяснял, что его господин взяток у посла не примет – разве что если «есть хорошие соболи, то б несколько сороков отослал, а деньгами или иным ничего не возьмет» – как можно?[72]
Справедливости ради надо заметить, что и сам посол в денежных делах оказался не вполне чист. До самой его смерти тянулась тяжба с посадским Егором Бахтиным, который заявлял, что Волынский в Иране занял у его дяди Анисима Федотова и не вернул 2600 рублей. Ответчик же полагал, что платить должна казна, поскольку иранские власти не давали денег на содержание посольства и он вынужден был их занимать. Он насчитал, что ему следовало получить 768 червонцев, 15 956 рублей и три с половиной копейки, из которых на «презенты» употреблено 613 червонцев и 6189 рублей (не считая данных ему на подарки казенных мехов на 3500 рублей). Петр I, по-видимому, усомнился в столь значительных расходах и в 1720 году приказал выдать Волынскому в счет жалованья только шесть тысяч рублей. Волынский же долг Бахтину признал и даже выдал расписку с обязательством вернуть деньги, однако, если верить истцу, выманил у него в 1737 году
Посланник Петра I на Востоке. С. 51, 57, 75, 79.
См.:
