Астраханского полка и по одному
батальону Ингерманландского, Московского, Тобольского, Галицкого, Выборгского, Сибирского, Рязанского, Санкт-Петербургского, Копорского, Троицкого, Нижегородского, Псковского, Воронежского, Великолукского, Шлиссельбургского, Вологодского, Казанского, Азовского, Архангелого-родского полков, а также четыре гренадерских батальона без указания их полковой принадлежности – всего 28 пехотных батальонов[108].
В состав конницы, кроме регулярных Московского, Архангельского, Рязанского, Ростовского, Новгородского, Астраханского и Казанского драгунских полков, должны были войти украинские и донские казаки и калмыки. 7 февраля 1722 года Петр дал указ Сенату немедленно «близ салдатцких квартир» строить эверсы и «романовки» в Казани и большие так называемые «островские лодки» (вместимостью по 40–50 человек) силами отряженных в поход батальонов. Всего предстояло построить примерно 200 лодок и 45 ластовых судов[109]. В Москве и поволжских городах Угличе, Твери, Ярославле, Нижнем Новгороде, Казани развернулось строительство транспортных ластовых судов; такелаж и паруса для их оснащения брали с кораблей на Балтике, оттуда же перебрасывали моряков и мастеров[110].
В марте 1722 года для ускорения работ в Тверь был отправлен майор гвардии (имевший и чин генерал-майора) Михаил Афанасьевич Матюшкин, которому царь поручил общее наблюдение за строительством флота. 12 апреля он докладывал Петру I о постройке 27 ластовых судов. Бригадиры В. Я. Левашов в Угличе, и И. Ф. Барятинский в Ярославле силами находившихся в их распоряжении батальонов строили островские лодки[111]. Главной тыловой базой стал Нижний Новгород, куда был послан майор гвардии Г. Д. Юсупов. Здесь заготавливались снаряжение (порох, боеприпасы, бочки для воды, ложки) и провиант (сухари, мука, вино, пиво, вяленая рыба, сбитень)[112]. Для обслуживания судов было приказано взять соответствующее число «морских служителей» с Балтийского флота.
Подготовка шла в спешке: не хватало парусного полотна; армейские органы не успевали подвезти «аммуницию» – палатки, ружейные ремни, сукно для мундиров, водоносные фляги, котлы и прочее. Местные власти не могли заготовить необходимые материалы и инструменты. «На те лодки лесу в привозе нет, и работников и подвод по требованию моему, такова числа сколько я требовал, мне не дано и до сего числа», – жаловался на
ярославских «управителей» командир Рязанского полка Андрей Юнгер 10 апреля 1722 года. Матюшкин, не успевая к намеченному сроку – 20 мая, отправлял в Нижний неоснащенные «корпусы» ластовых судов, но даже при таких темпах в Твери к 25 мая осталось пять неготовых кораблей[113]. Солдаты не были квалифицированными мастерами; они не умели конопатить корабли, и это обстоятельство самым серьезным образом сказалось во время похода, когда сам царь в письме к генерал-адмиралу Апраксину беспокоился о «гнилых досках» и прочих «неисправностях»
См.: РГАДА. Ф. 9. Отд. II. № 59. Л. 10.
См.: Сборник РИО. Т. 11. С. 452–453;
См.: Материалы для истории русского флота. СПб., 1867. Т. 4. С. 300–301, 303, 305; РГАДА. Ф. 9. Оп. 1. № 15. Л. 22 об. (указ об отправке в Казань «ботового мастера» Шипилова).
См.: РГАДА. Ф. 9. Отд. II. № 60. Л. 641, 645 об-646.
См.: РГАДА. Ф. 9. Отд. II. № 60. Л. 658.
