даже счёл нужным, обязательным сказать молодому человеку, подчеркнуть, что в его возрасте пессимизм не уместен. Надо надеяться на лучшие варианты в жизни, готовить их, формировать. Иначе и быть не должно. У каждого есть возможность корректировать, изменять то, что уготовано судьбой. Ведь изменения даже самого высшего плана являются его частью. Но мало желать, следует и действовать.
– Честно скажу, я начинаю глубоко страдать, – признался Сафаров,– не потому, что вы несёте околесицу. Мне плохо по той простой причине, что я, действительно, многое о себе не помню. Не могу вспомнить.
– Может быть, это к лучшему. Ты ведь допускаешь, что твоя прошлая жизнь была не совсем… что ли, похожа на человеческую. Тебя оберегают от того, Алексей, чтобы ты не сошёл с ума. Высшие Силы так поступают.
– А вас не оберегают, Виктор Захарович? Вы запросто рассказываете мне о том, чего с вами не происходило и не могло происходить.
– Как знать. Но не будем говорить о печальном. Ты не понял меня. Я имею в виду совсем иное.
– Но мне сейчас хочется выбраться отсюда и стать самим собой, – откровенно сказал Алексей. – Мы должны добраться до того мира и места, в котором и должны находиться. Но сейчас, как никогда, хочется жить и жить!
– Когда именно так и происходит, то ты существуешь не напрасно… в данной оболочке. Самые мощные конструкторы-элементалы создают добрую иллюзию постоянства. Не всегда всё красиво во многих мирах. Но это и не так важно.
– Я чувствую… какую-то несвободу, полную зависимость от странных обстоятельств.
– Вот именно. Я с тобой согласен, Алексей. Поэтому я тоже пришёл к мнению, что нам для начала стоит попробовать бежать с проклятого судна под названием «Дриада». Хотя десять минут назад я считал иначе. Я понял окончательно, почему так происходит. Мы – результат чьего-то эксперимента. Но ведь мы существуем не для того, чтобы считаться чьими-то рабами или подопытными крысами.
Алексей вопросительно посмотрел на Таволгина. Неужели, на самом деле, всё так плохо? Ведь, возможно, он, Сафаров просто поддался мощному внушению старого и доброго человека, который возомнил себя профессором, и тот теперь крутит его слабым сознанием так, как ему желается. Беззлобно, просто так.
Скорей всего, он, именно, и экспериментирует, а не кто-то другой.
– Тревога на душе. Здесь кому и как повезёт, – сказал Сафаров. – Одному суждено неплохо и содержательно жить, а кому и волком выть. Надо бежать отсюда. Я согласен. Но ведь мы кому-то должны прийти на помощь. Вы же говорили об этом там, на пустыре. Как быть с этим?
– Мы должны совершить побег только для того, чтобы обдумать свои дальнейшие шаги. Сейчас мы находимся под явным и опасным влиянием. В таком положении от нас мало пользы.
– Наверное, так.
– Почему-то мне пришли на ум такие вот замечательные строки. «Я помню чудное мгновенье. Передо мной явилась ты, как мимолётное виденье, как гений дивной красоты». Помнишь? Нет? Понятно, помнишь. Это Пушкин. К сожалению, я не был знаком с Александром Сергеевичем, – пояснил
