улыбаюсь, но они просто сбегают обратно в офис не оглядываясь. Болтовня с персоналом обычно не входит в список моих приоритетов и обязанностей. Но сегодня особенный день.
Сегодня вечер пятницы. Вестибюль в момент, когда я спустя двадцать лет работы в компании в последний раз выхожу за ее двери, странно пуст. Конечно, сотрудники знают, что что-то произошло между мной и начальством, но они не знают подробностей, и никто не осмелится спросить. Джонс-младший в тот злополучный день прятался в своем кабинете с пакетом льда на носу, а затем выскользнул из здания через черный ход. А я выбежала так быстро, что никто не заметил моего шокированного вида.
Я делаю глубокий вдох, запоминая все знакомые запахи: чернил из копировальной машины, несвежего кофе из столовой, резкого запаха дезодоранта «Ахе», которым, похоже, пользуется каждый стажер мужского пола. Отвратительная смесь ароматов, но это запах дома. И я буду скучать.
Оказавшись на подземной стоянке, я иду прямо к машине, стук моих каблуков громким эхом разносится по пустому пространству.
Когда я сажусь в машину, звонит телефон, и я включаю Bluetooth-гарнитуру, прежде чем ответить:
– Да?
– Привет, милая! Как прошел твой последний день? – раздается в трубке.
– Привет, мам. Все нормально, без происшествий.
– Ты проработала там столько лет, уверена, что принимаешь правильное решение? Ты слишком молода, чтобы выходить на пенсию.
– Да, мам, – слушаюсь я. Как будто бы у меня был выбор. Я потеряла работу в тот момент, когда ударила Джонса-младшего. Даже не так. Я потеряла ее в тот момент, когда решила, что не буду следовать их плану по защите Фиби. Все, что было после, стало просто ягодками на торте с ядовитой прослойкой. Одна мысль о злобных словах, слетевших с губ Джонса-младшего, вызывает у меня отвращение. Можно ли было сказать что-то еще более мерзкое и грубое? Я думаю, нет. Вот почему я вышла из себя. Как никогда раньше. Играй по-крупному или иди домой – так я всегда говорю. И я ни о чем не жалею. Он заслужил больше, чем тот неловкий удар, а двое других заслуживали чего-то столь же болезненного. У них есть дочери, жены, матери. Но они просто поддержали Джонса-младшего.
Я отдала фирме свою кровь, пот и лучшие годы, а Джонс-младший – просто жадная до денег свинья, женоненавистник, думающий, что ему закон не писан. Двое других не многим лучше, учитывая, что они просто сидели сложа руки и молча одобряли подобное поведение. И в моих глазах они виноваты в той же степени. Не только потому, что они смеялись над отвратительными словами Джонса-младшего, но и потому, что они все были заодно.
– Тебе наверняка устроили шикарные проводы? – спрашивает мама.
Моя бедная, милая, наивная мама. Она не знает всей истории. Я думаю обо всей крови, которая текла из носа Джонса, и о запачканном ковре в конференц-зале, который теперь, должно быть, уже почистили. Так что нет. Мне не устраивали шикарные проводы. Потому что вряд ли шикарными проводами можно
