style="font-size:15px;"> – Послушайте, – попросил я его. – Я корреспондент, и у меня ответственное задание…
– Я это слышал, – произнес летчик, не вынимая трубки изо рта. Он сказал это так равнодушно, что я готов был его ударить.
– Но вы не слышали другого, – в отчаянии почти крикнул я. – У меня в Ленинграде… человек… жена… может быть, она уже умерла. – Я закусил губы. Мне было трудно говорить,
Летчик вынул трубку изо рта и внимательно посмотрел на меня. Потом он сказал:
– Садитесь.
Я бросился к самолету, но, уже ухватившись за поручни лесенки, вспомнил, что мои вещи и посылки в деревне. Все рушилось. Я побежал к летчику и рассказал ему, в чем дело.
– У вас есть тридцать минут, – предупредил он.
Я бросился в деревню. Задыхался. Знал, что не успею. Услышал сзади сигнал и обернулся – шла машина. Встав посреди дороги, остановил ее. Вскочил в кабину, и мы поехали. Я сказал шоферу, что он должен отвезти меня обратно с вещами. Тот согласился. Если бы он не согласился, мне кажется, я заставил бы его любыми средствами…
Когда мы возвращались на аэродром, моторы «дугласов» уже ревели. Я бросился к крайнему самолету. Летчик с трубкой в зубах стоял у лестницы. Один «дуглас» был уже в воздухе, а другой только что оторвался от земли. Шофер помог мне втащить мешки. Когда я уже собрался шагнуть в кабину, летчик наклонился к моему уху и сказал:
– Я ждал вас лишних две минуты.
Я пожал ему руку…
В кабине по обе стороны, на длинных скамьях, сидело человек пятнадцать военных. В проходе стояли ящики. В центре – лесенка, уходившая под слюдяной колпак. В колпаке был укреплен пулемет и под ним сиденье для пулеметчика. По бокам, на скамьях, тоже стояло по пулемету. Летчик влез в кабину следом за мной, на ходу выколачивая трубку, втянул лесенку, захлопнул дверь и прошел в кабину управления. Затем моторы заревели сильнее, и самолет покатился по полю аэродрома. Пулеметчик полез в колпак и уселся на своем сиденье. Его ноги, обутые в унты, свешивались вниз. Я смотрел в окно и видел, как неслось мимо нас снежное поле и как мы отделялись от него, сначала едва-едва, а потом снег остался далеко внизу.
Я посмотрел на часы. Теперь каждая минута приближала меня к Ленинграду на три-четыре километра. Мне хотелось перевести стрелки часов сразу на полтора часа. Через полтора часа я должен приземлиться в Ленинграде, если все будет благополучно. Я был уверен, что так и будет. Из окна кабины я видел, как из-за огромного крыла самолета появляются иногда два истребителя. Мы шли под прикрытием четырех МиГов.
Теперь мы летели над Ладогой – «дорогой жизни» Ленинграда. Небо было чистое. Облака виднелись только у горизонта. Мы шли так низко, что я ясно видел колонны автомашин внизу и зенитки, расставленные на трассе. Лед был настолько близко, что мне казалось – мы не летим, а мчимся по льду.
В стороне от трассы я увидел внезапно взметнувшийся фонтан снежной пыли и снега, ставшего вдруг черным. Это била по трассе немецкая артиллерия. Через несколько минут
