зайти к Иосифу и уговорить его.
– Представляешь, – Генрик мягко улыбнулся, – когда я был моложе тебя, мы с покойным Стасом Лицинским знали здесь в округе все кабачки и частенько пили водку с проститутками и местными бандитами. Правда, я быстро увлёкся другими делами. Эх, молодость, молодость…
Поговорив ещё немного, друзья разошлись. Генрик повернул обратно в здание, где с недавних пор размещался приют. Он шагал по узким улицам Варшавы и не узнавал их. Смрадный запах, пятна засохшей крови, валяющийся мусор, выбитые стекла, холод, тьма и всепроникающий страх – обычный пейзаж еврейского гетто, плотно окружённого колючей проволокой…
Заботясь о детях, он делал всё, чтобы не давать им чувствовать себя обделёнными, даже находясь на краю жизни. Почти перестав спать, Генрик без остановки обивал пороги немецкого командования и польских промышленников, стараясь хоть что-то выбить для своих воспитанников. Всё это время в приюте продолжались школьные занятия, работали театр, детское самоуправление, различные кружки. К сожалению, тучи постепенно сгущались. Добиться возможности вывезти сирот в летний лагерь отдыха, как было летом 1940-го, не получилось. Все мысли об организации побега так и остались мыслями. Да и куда бежать? Вся Европа подчинилась немецкому фюреру, скорбно склонившись в трауре по былой свободе. Где-то на востоке продолжались тяжёлые бои, и хотя германское радио постоянно вещало о новых победах, было ясно, что немцы прочно застряли в СССР и неизвестно, что будет дальше.
– Стефа, – в самом начале августа 1942 года Генрик нашёл свою верную помощницу, – завтра нас куда-то повезут. Надо подготовить детей.
– Господи! – испуганно хлопнула руками та. – Куда?
– Не знаю, но у меня плохое предчувствие. Я был у коменданта, просил, чтобы нас вернули обратно, в старое здание. Сказал, что дети крепкие, работящие, их можно использовать для работ, мол, готовы шить мундиры для германской армии.
– А он? – всхлипнула Стефания.
– Отказал. Говорит, есть приказ на вывоз детей.
– Ты думаешь… – начала женщина, но Генрик остановил её:
– Да, дорогая, к сожалению. Пришло наше время. Жалко, что ты не осталась в Палестине, а приехала сюда прямо накануне всех скорбных событий.
– Ничего, это ведь и мои дети. Значит, и судьба такая – быть рядом с ними.
Обняв Стефанию, он поцеловал её в щёку и направился в свой кабинет. Нужно было успеть спрятать дневник и некоторые рукописи. Может, потом кто-то найдёт и распорядится ими на благое дело.
Стояла страшная жара. Дожидаясь погрузки, Генрик усадил детей около высокой стены, в тени, чтобы те не страдали от палящего солнца. Внешне он был совершенно спокоен, что-то рассказывал воспитанникам, шутил. Стефания и несколько воспитателей стояли отдельно, о чем-то негромко переговариваясь.
– По вагонам! – раздалась команда немецкого офицера.
Дети, выстроившись
