попутно ругая самого себя, за то, что однажды уже поддался всепоглощающему чувству, и чуть не погубил и себя и Белославу. Весьма отдохнув, и слегка отъевшись дичиной после длительной полуголодной жизни на одной жидкой похлёбке, Карху отправился в сторону Гремячьего Ключа. Возвращаться к стойбищу племени он и не собирался, это было и опасно, скорей всего дружинники этого и ждут, и оставят кого ни будь посматривать за местами потенциальной переправы. Вполне могли и наткнутся на его припрятанную лодку, вряд ли она остаётся быть незаметной, после двух лет и зим. Тогда он вообще прямиком попадёт в ловушку. То, что беглец направится в противоположную сторону, от него вряд ли кто ждёт, но продвигался он всё равно крайне осторожно, так же маскируя следы своего передвижения. Запас еды он сделал, охотясь около берлоги, погода стояла тёплая, и весьма демаскирующий костёр разводить не было нужды. Рядом с Гремячьим Ключом было небольшое капище его племени. Вырезанная из цельной дубовой колоды фигура медведя была вкопана на краю широкого оврага. На его счастье княжий обоз всё еще стоял рядом с источником. На этот раз Карху не вёл себя так безбашенно, когда первый раз пробирался к Белославе, ослеплённый любовным мороком. Пару лет каторги, в этом плане, пошли ему на пользу. И сейчас он действовал много разумней и осторожней. Еще на мосту он заметил среди сопровождающих княгиню, девушку из своего народа. Она хоть и была из другого племени Лося, но тоже из народа Йюгра. Подкараулив, когда эта девушка будет не так далеко от места где он спрятался и наблюдал за Ростовчанами, издал призывный звук, имитирующий голос кречета. Понять, что это призыв соплеменника, а не голос птицы, мог только Йюгра. Девушка, взяв верёвку для хвороста, крикнула, что пойдёт до леса, сушняка набрать для очага. Там к ней и подошел Карху, попросив передать Белославе, что он один из тех каторжан, который чинил мост для проезда обоза, сбежал от охраны, и перед тем как навсегда уйти в далёкие земли за Белым Ярилом, слёзно просит её поговорить на прощание. Карху не боялся открыться, зная, что любой Йюгра скорей сам умрёт, чем подло выдаст своего сородича.
Белослава
