прижимая к стенке, над полом и как следует встряхнуть у меня получилось на голых инстинктах. Стоило всего лишь позволить своей ярости творить то, что она пожелает.
– Я сказала, вели кому-нибудь воды принести, мыло, тряпки и нож. Я тут с вами церемонии разводить не буду. Надо, так и приложить могу как следует. Все ясно? – Я еще раз встряхнула бабку…
– Пусти, купчиха клятая, – зашипела бабка. Она все еще злилась, но уже сдалась. Я видела это по ее глазам. Все. Победа за мной. – Пусти, Ерофея кликну, чтоб воды принес…
Ерофей, тощий, еще худее Васусия, старичок еле волочил ноги. Он безразлично выслушал бабку, кивнул, взял пустое ведро и потащился к колодцу.
Вот, кажется, кто сейчас занимает то место в работном доме, на которое бабка Паша хотела определить меня. Сейчас она нарочито охала и смотрела на меня с ненавистью. Надо быть настороже. И забрать ключ от кладовки, пока мое добро не пошло в оплату моей дерзости. Ключ бабка отдала, хотя и засопела недовольно.
До обеда я возилась со своей киркой. Той, что выбрала себе сама.
Выволокла ее во двор работного дома, с помощью Ерофея и бабы Паши. Безжалостно выбросила сальные, вонючие тряпки, которые лежали внутри, краем глаза заметив, как быстро их прибрал Ерофей.
Скинула шубку, чтобы не замарать, повесила ее на подходящий сучок на входе, ошпарила и отскоблила кирку до чистого дерева. Кипяток мне принес Ерофей из прачечной. Как и старый, тупой нож, и кусок мягкого, вонючего, хозяйственного мыла, которое здесь использовали для стирки и уборки.
Пока чистая, почти, как новая, кирка проветривалась во дворе, окончательно избавляясь от вони, вымела грязную солому из своего угла. Я выбрала себе место у той стены, что примыкала к печи. И теплее, и безопаснее. И рядом с бабкой Пашей.
Пол в работном доме оказался самый простой – из утоптанной сотнями ног земли.
Отскоблила посуху, снимая стружку, деревянную приступочку, на которой стояла кирка. Она, к счастью, была не такая грязная, ведь кирку с нее не поднимали еще с того времени, как в первый раз поставили.
Мы, с моими добровольно-принудительными помощниками, заволокли чистую кирку обратно и набили ее свежей соломой, которая нашлась на конюшне, тут же, на заднем дворе храма. И посыпали ей же полы вокруг моего спального места.
Когда я закончила, в животе забурчало. Время обеда. Пора наведаться на кухню.
– Баб Паш, – улыбнулась я старухе, – ты пригляди за моей киркой. Если хоть кто-то до нее дотронется, я с тебя спрошу.
Бабка от возмущения чуть не подавилась:
– Да чегой-то с меня?! Кто тронет, с того и спрашивай!
Ага, как же. Стану я со всей ночлежкой воевать.
– Так ты же у нас здесь старшая, – я сияла, как солнце на майские праздники, – или нет?
– Ну, я, – буркнула бабка. Она чувствовала, что я где-то ее надула, но не понимала где, – лады, присмотрю… а ты кудай-то?
– На кухню. Святоша меня кухарке в помощь