ему, круглому сироте, родителей после трагической их гибели, и съездил в родное лётное училище, где получил профессию. В самом крупном совхозе области демобилизованный лётчик устроился на работу в гражданскую авиацию. Между тем не терял связи с Тайфуром – фронтовым товарищем из Башкортостана, переписывался с ним и однажды, по завершении осенних полевых работ, решил навестить его. В ауле Карагайлы, где тот проживал, казахскому джигиту приглянулась башкирская девушка по имени Тансулпан. Нурбек забрал её с собой в оренбургские степи, а вскоре у них родился сын…
Отец Мусы летает на «кукурузнике». Борется с вредителями урожая, опрыскивая поля химикатами. Когда требуется, грузы по назначению доставляет или пассажиров до города подбрасывает. А то и в качестве «Скорой помощи» понадобится. Обещал взять сынишку с собой в полёт перед тем, как тот пойдёт в школу, и мальчуган дни считает в предвкушении этого события. Однако…
В самый разгар страды, когда комбайны бороздили степные просторы, а люди не могли нарадоваться богатому урожаю, в их дом нежданно-негаданно ворвалась беда. Управляемый отцом самолёт рухнул на землю. Очевидцы потом рассказывали, как самолет, подобно раненной птице, которая западал то на одно крыло, то на другое, пока не уткнулся клювом в землю. К самолёту с окутанным дымом хвостом подоспела пожарная машина – благо приземлился он недалеко от базы.
Торопясь в центральную совхозную больницу, мать прихватила с собой Мусу. Голова отца была обмотана марлей, одна рука – в гипсе, глаза закрыты. Палата освещалась каким-то синеватым светом, и такого же мертвенного цвета было бледное бескровное его лицо. Врач сделал предупредительный жест указательным пальцем – только непонятно было, то ли пустил их всего на минутку, то ли позволил перемолвиться с умирающим одним словечком. Муса так и не разобрал. А отец и в самом деле очнулся лишь на мгновение, успев произнести напоследок всего лишь два слова:
– Сынок, лётчиком…
Что собирался он сказать, осталось для мальчика вечной загадкой.
С годами Муса всё чаще задумывался над недосказанным отцовским заветом – аманатом, но так и не решил для себя: хотел ли он, чтобы сын его тоже стал лётчиком, или наоборот – предостерегал?
А некоторое время спустя соседский мальчишка Салим сказал ему странную вещь: «Вот увидишь, теперь твоя мамаша, как и моя, будет искать себе нового мужа». И вскоре после этого мать его, Бибигайша-апай, пожаловала к ним с бутылкой водки и огромным арбузом под мышкой. Она ведь работала на бахче, где арбузов было видимо-невидимо. Салим даже показал дружкам, малайкам, потайную тропку, и те стали совершать по ночам набеги на плантацию. Муса не ходил с ними – не было надобности, поскольку сосед перекатывал к ним арбузы во двор прямо под изгородью. Щедрая Бибигайша-апай, если и видела, не ругала за это сына: «Да ладно уж, не жалко. Не продавать же. А в тюрьму, если и попадусь, не засадят. Делись, всё равно сгниют…», – говорила она.
Биби, как называли соседку и стар и млад,
