слетелись жители Этрета, рабочие и моряки, но не принесли с собой ни багров, ни ведер, ни воды. Некоторые из них пытались броситься в огонь, чтобы спасти какую-нибудь ценную вещь; Эрминия не позволяла им этого сделать: «Пусть всё сгорит, – повторяла она, – не рискуйте собой». Немецкая прислуга плакала навзрыд: столько добра пропадает! Но мадам Оффенбах, подобная античной героине, лишь вздохнула один раз: «Бедный дом!» – и всё.
Пожарная команда тоже прибыла, а как же.
Карабинеры мы, порядка мы оплот.
Кто, кроме нас, от бед людей спасёт?
Но вот беда – случись беда,
так поздно мы являемся всегда.
Можно подумать, что Мельяк думал о французских пожарных, когда сочинял эту песенку из первого акта «Разбойников», – слышали бы вы хохот, какой она вызвала в вечер премьеры!
Господин де Морни попытался меня утешить, добившись через свои связи, чтобы меня включили в списки кавалеров Ордена Почетного легиона. Меня наградили уже 15 августа, на именины императора. Красная лента рдеет теперь угольком в моей бутоньерке, когда я с невообразимым достоинством несу свой крест.
Через два года после моей виллы в Вене сгорел Театр Тройманна, и партитуры пяти моих успешных оперетт обратились в пепел. А Опера на улице Лепелетье горела целые сутки…
Черт побери, четыре с половиной минуты!
Не только это нам следовало бы перенять во Франции. В Америке каждый может установить в своем рабочем кабинете телеграф – это обычная вещь во всех отелях, кафе, ресторанах, даже в винных и табачных лавках. Неутомимая машинка будет с утра до вечера отстукивать новости со всех концов света, и вы, когда придет охота, сможете выудить из плетеной корзинки с бумажной лентой последние депеши из Парижа, о войне на Востоке[11] или о выборах в Цинциннати. В любой час вы будете знать котировки на бирже во всех странах мира, и новость о том, что вы разбогатели или разорились, настигнет вас в ту же минуту.
Из моего окна видна площадь Мэдисон-сквер, образованная пересечением Пятой авеню, Бродвея и 23-й улицы. Вся ее середина занята парком. К верхушкам деревьев прикрепили небольшие домики, полускрытые листвой: там живут воробышки, привезенные из Европы. Они находятся под защитой закона, трогать их запрещено, их почитают, точно голубей с площади Святого Марка.
На великолепных площадях Нью-Йорка очень мало памятников – ну разве что генералу Вашингтону на пересечении Пятой авеню и 14-й улицы, похожий на статую доброго короля Генриха на Новом мосту в Париже (по меньшей мере, конь точно такой же). Во Франции же чуть не каждый высечен в мраморе или отлит в бронзе! Художник Эдгар Дега любит объяснять иностранным туристам, что лужайки у нас огораживают проволокой, чтобы не пускать людей, желающих установить там статуи. С античными богами я бы еще смирился: они хотя бы отличаются друг от друга по характеру и аксессуарам, но воздвигать на каждом углу одинаковых господ в рединготах! Уж лучше подумать о дамах, вложивших
Имеется в виду Балканский кризис 1875–1877 годов.
