у меня в груди тяжело и страшно колотится и просится наружу инородное тело. Я схватила ртом воздух и глубоко втянула его в себя сжавшимся горлом.
– Да… да, конечно, все в порядке. Рада тебя слышать.
– Как у тебя дела, Алиса?
– У меня все хорошо. А… у тебя как?
Когда я съезжала из родительского дома, была твердо намерена оставаться на связи. Я планировала регулярно звонить и иногда к ней забегать. Но чувство вины и угрызения совести не позволили мне это сделать. Мама с Гердой были очень близки. Они вместе рисовали, что называется, творили искусство, которое Герда продавала здесь, в Гамбурге. Когда мамы не стало, жизнь ее подруги тоже вмиг изменилась. У меня перед глазами встали мамины похороны. Я вспомнила зареванное лицо Герды, услышала ее дрожащий голос при известии о смерти. Я вспомнила скорбь в ее покрасневших глазах. Скорбь, за которую в ответе я, и я спрашиваю себя, что бы сказала Герда, если бы узнала. Если бы она узнала, что мама могла бы жить. Герда все равно помогла бы мне получить место в Университете изобразительных искусств?
– Тоже хорошо, спасибо, Алиса. Я тут кое-что планирую с твоим участием. Не волнуйся, – тут же успокоила она. – У тебя найдется пять минут? Я коротенько расскажу, о чем речь.
Конечно. Для нее у меня время всегда есть. Даже если это и не так.
– Я на работе, но у меня перерыв.
– Прекрасно. – Она откашлялась. – Ты знаешь, я очень рада, что у тебя с университетом все получилось. Хоть я и ни минуты не сомневалась, что тебя возьмут. Ты уникальный художник. Это видно по твоим работам на вашей ежегодной выставке.
– Ты там была? – удивленно спросила я.
– Я каждый год там бываю. Твои черно-белые портреты мне особенно запомнились. То, как ты рисуешь в дот-технике… это нечто особенное.
У меня округлились глаза.
– Ох, спасибо, – неуверенно произнесла я. В рамках той выставки были показаны совершенно изумительные вещи. Три дня студенты всех отделений презентовали свои работы; было почти все: от фильмов и фото до перформанса, скульптуры и живописи, пространственных и акустических инсталляций. Выделиться на этом фоне практически невозможно.
– Я говорю правду, Алиса. Ты унаследовала талант матери. Она бы невероятно тобой гордилась.
У меня ком встал в горле.
– Для меня было бы честью выставить какие-то из твоих картин вместе с не выставлявшимися ранее работами твоей мамы.
Я положила руку на грудь. Словно прижала сердце, пытаясь таким образом унять его бешеный ритм.
– Есть… мамины картины, которых… я не видела?
– Да, она рисовала их в моем ателье и… не завершила из-за… – дальше она говорить не стала. Я еще сильнее прижала руку к сердцу.
– Ты никогда не говорила об этом. – В моем голосе против воли прозвучал легкий укор.
– Знаю, Алиса. И… мне жаль. Я просто после того все убрала, – объяснила она, и я приняла это
