меня уже ждала. Настроение у нее не улучшилось, судя по всему, но она старательно демонстрировала передо мной обратное.
– Ну, наконец, то мой милый наплескался!
– Обязательно! И именно так как вы говорите! А чай?
– Уже поставила. Слышите, самовар шумит.
– На веранде?
– Да.
– А – а вижу дымок.
Я выглянул на широкую длинную веранду. В углу на жардиньерке стояли горшки с цветами. У дальней стены притулилось плетеное кресло-качалка. Большие итальянские окна были распахнуты, и труба самовара смотрела в одно из них. С веранды открывался прекрасный вид на Финский залив. В светлой воде бледно плавилось солнце, и совсем далеко тарахтел почти не видимый рыбацкий баркас. Если бы не чужие взгляды с улицы, можно было бы устроиться и здесь на ветерке.
Я с сожалением вернулся в наше сумрачное жилище. Стол порадовал меня. Во всем чувствовались заботливые женские руки. Тонкие пластинки ветчины были переложены свежими огурчиками. Чуть поодаль лежали пальчики охотничьих колбасок. По центру стояла тарелка с запеченной радужной форелью украшенная дольками лимона. Отдельно высилась ваза с фруктами. На сладкое были эклеры, крекер и немецкие галеты.
– Пока чай вскипит, может, мы начнем с вина. Правда, оно теплое, – предложила Маша.
– Пойдет. Давайте я открою.
– Не уверена, такое не такое? Выбирала. Очень хотелось угодить. Две бутылки взяла..
– Маша! Даже «казенка» необыкновенно хороша, когда девушка нравится. А уж если нет, так тут уж ничего не попишешь. За что пьем?
– За встречу!
– Хочу за любовь!
– Нет. За встречу будет как то лучше нельзя так словами бросаться походя.– Промолвила она в смущеньи.
– Значит за многострадальную встречу! Ура!
– Nous vaincrons! Ура! Ура!
– Нет, вино совсем не хуже Маша. Вы угадали.
– Я так старалась. Вы бы только знали, как я готовилась.
Лицо у Маши приняло естественный оттенок бледности. В нем читалась начитанность, Чехов, Толстой, Куприн и в глазах была та особая утонченность, что так нравится нам мужчинам и которая ничего общего не имеет с пошлостью и развязностью. Наверно только русские женщины могут быть так возвышены, чувственны и готовы на самопожертвование.
– Почему-то вы мне сейчас напоминаете гимназистку, – сказал я и улыбнулся.
– Ну, это не так давно было. Я иногда смотрю на себя в зеркало и удивляюсь. Неужели это и, правда я. Совсем взрослая стала и не нужно отпрашиваться у мамы, и по любому пустяку держать ответ.
– Ваша мама тоже была строгая?
– Ну не без того. Тогда мне это казалось естественным, а вот сейчас вспоминаю те годы и думаю, все же ребенок есть ребенок и на одних запретах, строгости и послушании нельзя строить взаимоотношения в семье. Но детство прошло,
