Ворон прав, – с чувством произнес бывший геренций. – Хоть что-то хорошее.
«Что-то» – мягко сказано! «Гуси» полагают Хексберг не то чтобы беззащитной, но уязвимой. То, что Талиг может не только кусаться на юге, но и брыкаться на севере, их не обрадует. Если б не заваруха в Олларии, кесарии пришлось бы весело, но Рудольф начинает с пряников только когда дело плохо.
– Ну вот, – ухмыльнулся регент, – я вас и порадовал, а теперь к делу. Да будет вам известно, что Бруно вышел к границе, и армия у него хорошая. Я бы даже сказал, слишком.
К тем тридцати тысячам, что у старого быка уже имелись, прибавилось шесть кавалерийских полков и не менее пяти вновь набранных полков пехоты. Набирали из ветеранов, по сути – просто собрали тех, кого распустили после гельбского провала, и, говорят, набирают еще. Самое малое вдвое увеличили и артиллерию. Когда фельдмаршал перейдет границу, у него будет не меньше пятидесяти тысяч.
– Простите мне мою неосведомленность, – шевельнул холеными пальцами Рафиано, – но какими силами располагаете вы?
– Мы, – поправил Гогенлоэ. – Надеюсь, вы не собираетесь вспоминать, что ваши предки владели суверенным герцогством?
– Я этого не забывал, – тонко улыбнулся экстерриор. – Кстати, вы слышали притчу о некоей богатой девице? Она предпочла вручить свою невинность и сундуки соседу с большим мечом, полагая, что в противном случае у нее не останется ни сундуков, ни невинности.
– Девица была мудра, – оценил намек регент, – обменять свою слабость на чужой меч не каждый сможет. Что до мечей, то в Гельбе тридцать тысяч, а обороняться легче, чем наступать, благо Придда изобилует водными преградами и крепостицами.
– Вы упомянули Альмейду, но не маркграфа, – заметил Рафиано сварливым голосом, – значит, пятьдесят тысяч «гусей» в Придде – еще не всё.
– Вы правы, – регент неспешно открыл печную дверцу, взял кочергу и пошевелил угли. – Я буду не я, если «гуси» забудут про перевалы, так что бергерам дело сыщется. Тем не менее Вольфганг отдал нам агмаренских стрелков, а старик Катершванц пожертвовал Талигу половину своих родственников.
Пятьдесят тысяч против тридцати в обороне под зиму не так уж и страшно. Если только за спиной все в порядке.
– Как обстоят дела с припасами, – поинтересовался экстерриор, – и с дорогами? Рафиано в состоянии кое-чем поделиться, но это кое-что должно достаться фок Варзов, а не мятежникам.
– Альмейда займется морем, и оно будет чистым, – Рудольф с видимым трудом разогнулся. – Кэналлийский тракт, само собой, тоже свободен, но мы не должны тянуть соки из юга.
– Что ж, – наклонил голову, словно с чем-то соглашаясь, Рафиано, – будем ждать Альмейду и думать, кто обглодал фламинго. Поверьте небывшему экстерриору, «гуси» и «павлины» поражены не меньше нашего.
Рудольф вопросительно поднял брови, однако ничего сказать не успел, на пороге возник Ойген Райнштайнер собственной персоной. Бергер
