была слишком большой, чтобы увидеть, что находится с другой стороны, и я просто считал кольца, мимо которых брёл. Ночь то и дело оглашалась надсадными криками и мольбами Егора. Ему никто не отвечал, только в невидимых кронах деревьев тревожно шумел ветер.
Мне было очень жаль его, но, конечно, я не рискнул и пискнуть в его защиту. Видимо, он сделал что-то очень плохое. А мне по задумке местных стоило увидеть, что здесь за это бывает.
Когда я насчитал уже сорок колец, впереди появилась небольшая одноэтажная постройка без окон вроде трансформаторной будки. Своим концом труба входила в кирпичную стену на высоте полуметра. Я ломал голову над тем, кому и зачем могло понадобиться строить такое, но безрезультатно. Стальная дверь в стене со скрипом открылась, на траву упал прямоугольник тусклого света. Притихшего Егора поставили перед дверью и отпустили. С моего места не было видно, что находится внутри.
– Иди, – старший вытряхнул на ладонь папиросу из мятой пачки “Казбека” и неторопливо её раскурил.
– Пацаы… Пожаута? Мы же дру’я, – в голосе не было никакой надежды. Заплывшими глазами Егор обвёл собравшихся. Почти все смотрели в сторону, никто не произнёс ни слова. Стало ясно, что помилования не будет.
– Ну и чо’т с ами, – глухо произнёс он спустя минуту. Несколько раз прерывисто вдохнул, как перед прыжком в воду, на заплетающихся ногах вошёл внутрь здания. Мазнул кровью по краю ржавой двери и закрыл её за собой.
Все сразу же отвернулись и стали молча расходиться. Кто-то пошёл назад вдоль трубы, часть ребят выбрала другие тропинки. Вскоре возле двери остались только старший (он курил, задумчиво глядя куда-то в лес) и я со своим сопровождением.
– Саш, это тот, новенький, – уважительно обратился один из “конвойных”, ткнув в меня пальцем.
– А… Привет. Как зовут?
– Ант, – в горле пересохло, я быстро сглотнул, – Антон.
– Вот что, Антон. С тобой мы поговорим позже, хорошо? Поздно уже, мать, небось, волнуется, – Саша растоптал окурок, чуть нагнулся, пристально посмотрел на меня. – Ты не бойся, мы тут не звери какие. Так было нужно. Ты сам всё поймёшь. Приходи в пятницу вечером на нашу поляну. Помнишь, как идти? Нет? Ничего, Кирилл проводит. Но чтобы никому – ни гу-гу. Ни сейчас, ни потом. Как видишь, у нас с этим строго. Бывают последствия. Понял? Вижу, что понял. Ты молодец, Антон, умный парень. Ну всё, беги. Кирилл, да отпусти ты его уже, всё он понял, пусть идёт. Увидимся.
***
Той ночью я почти не спал. Перетерпел ругань матери и причитания бабушки, без аппетита поковырял вилкой ужин и повалился на скрипучую тахту. С улицы проникал только лунный свет и далёкое, монотонное уханье совы. То есть я полагал, что так звучит сова, но кто же её знает. Всё было незнакомым. Никаких больше привычных по городу уличных фонарей или шума проезжающих машин, даже лунный свет иначе падал в окно, был ярче, что ли. Компанию мне составляли только сверчки в заросшем садике
