Наверное, поэтому, Эви себя, маленькую почти не помнила. Как будто сразу родилась взрослой девушкой. Нет, она помнила, что всегда была гадким утенком, хотя скорее не гадким, а бесцветным. Волосы забранные в дурацкий хвостик. Помнила нелепую огромную шапку-дождевик, в которой ходила в школу зимой и которая постоянно сползала на лоб, от этого она вся была мокрая, а лоб потел, и девочка вечно болела. Помнила своё нескладное тело, помнила, как не знала, куда девать руки и, как путалась в собственных ногах, как стеснялась из-за этого ходить на физкультуру. Учителя никак не могли запомнить её имени-фамилии, она ничем не выделялась, и на неё мало обращали внимание. Даже насмешки одноклассников были редкими, её просто-напросто не замечали. Незаметная девочка. Серая мышь. И прозвище соответствующее – «Серость». Это всё, что Эви помнила из детства и отрочества.
Университет тоже как-то проскользнул незаметно. Общаться стеснялась, всё казалось, что будет выглядеть навязчивой. Ни с кем не дружила и не конфликтовала. Опять же жила незаметно.
После диплома осталась работать в своем же университете Сан-Франциско в родной библиотеке. Общения с коллективом не было, так как в библиотеке кроме неё никто не работал, а с остальными коллегами ограничивалось коротким «Здравствуйте-до свидания-не забудьте забрать новые учебники». Со студентами общение старалась свести к минимуму, особенно удивлялась и пугалась, когда кто-то из старшекурсников вдруг оказывал ей знаки внимания. Обрывала на корню.
Однажды неожиданно для себя завела с преподавателем философии вялотекущий роман, который как-то пресно начался и быстро закончился. Преподаватель был не молодой и искушенный. Избалованный юными студентками, с Эви он откровенно скучал, она не могла его ничем удивить – ни в жизни, ни в постели. Ему было с ней не интересно, а ей было не интересно вообще ни с кем.
В общем, к своим 23 годам Эвелин Стоун, ничем не примечательная библиотекарша, была самой заурядной одинокой девушкой, с яркой выраженной социальной турбулентностью (слава Богу, хоть что-то яркое!) и с полной уверенностью, что жизнь не удалась. Гадкий утенок так и не превратился в прекрасного лебедя, достигнув разве что состояния обыкновенного городского голубя. Да, у этого голубя были изящные руки и хорошая форма ногтей (так говорила мама, видимо, находя во внешности дочери только это достоинство), прямой нос и никаких излишков на талии и бедрах (комплимент от преподавателя-философа), а так же густые волосы и хорошие зубы, но всё это внутренний гадкий утенок Эвелин старательно скрывал и прятал за невыразительным взглядом, безразмерными кофтами и мешковатыми юбками, за туго затянутым хвостом на макушке, за плотно сжатыми безулыбочными губами.
Отпуск у мисс Стоун, как у классической неудачницы, выпал на ноябрь, и всё лето она просидела в промозглом сыром полуподвале архива, разбирая, переписывая и сортируя картотеку и документы. А в ноябре в библиотеку взяли ещё одну сотрудницу, а Эви, очевидно, чтобы загладить дискриминацию старых холостячек, от профсоюза вручили двухнедельный тур к тихому океану недалеко от Сан-Франциско. Это было первым везением в её жизни, поэтому Эвелин отнеслась к этому скептически, абсолютно уверенная, что чудес не бывает и, конечно же, окажется, что «либо свисток сломанный, либо акула глухая». Словом, она ничего хорошего от поездки не ждала, а никогда не виденный ей океан совсем не казался притягательным. Он представлялось ей большой темной бездонной лужей, тем более, в ноябре совершенно бесполезной – купаться в прохладной осенней воде ей не хотелось.
Уезжала Эвелин в дождь (уезжать в дождь – хорошая примета, в которую Эви, как и во все остальные, не верила). Никто её не провожал. Боясь опоздать, она пришла на вокзал раньше времени, сразу нашла свое место, порадовалась, что в купе никого нет, и стала смотреть в окно. Ей было не грустно от того, что она уезжала из дома и не радостно от поездки в приятную неизвестность. Ей было всё равно. Никак. Впрочем, это было ей нормальным состоянием. Она, глядя на дождь сквозь грязное стекло, в очередной раз почти равнодушно, просто для проформы задавалась вопросом: «Ну почему в моем мире всегда так серо?..»
Вагон был полупустой – не сезон отпусков. Эви уже надеялась, что всю поездку проведет одна – очень не хотелось терпеть попутчиков, с которыми, придется несколько часов ехать бок о бок и даже, возможно, – о, ужас! – разговаривать.
За десять минут до отхода поезда в купе зашел высокий мужчина в пальто и девица с внешностью фотомодели. Мужчина вежливо поздоровался с Эви, и она уловила еле заметный акцент – то ли английский, то ли… Она не разобралась. Девица брезгливо осмотрелась и скривила красивый рот:
– Я ж говорила, надо было брать отдельные места. Что это за эконом-класс? Это не твой уровень! Как можно ехать в ЭТОМ?!
Мужчина, оставив чемодан в проходе, вывел девушку под руку и стал что-то тихо, но внушительно говорить. Эви не слышала слов, но ей показалось, что он отчитывает девицу. Подумала: «Вот конь в пальто!» Почему-то этот красавчик был ей неприятен. Хотя на свете едва ли нашлось бы много приятных ей людей.
До отправления
