России…».
Верю!
«Мертвый» Чехов, которого мы сегодня смотрим и читаем – это ведь Чехов Станиславского, да, безусловно гениального режиссера, который мог продавить в нужном себе направлении любую литературную вещь, но в Чехове не понимал совершенно.
Нельзя без внутреннего хохота читать их диалоги по поводу постановки пьес. Это что-то потрясающее.
Станиславский не понял, что Чехов это идеальный конструктор, идеальный театральный пластилин, из которого можно вылепить не только то, что прямо сейчас нужно зрителю, а вообще все что угодно. И, что играть нужно не со средой, в которой ставиться спектакль, а с Чеховым.
Можно поставить не одну, а сто гениальных «Чаек», которые будут идти через день, и каждая будет разительно отличаться от предыдущей, оставаясь при этом цельным связным высказыванием.
Но в этом контексте метаигры любая единичная «Чайка» или «Вишневый сад» теряют смысл, как теряет смысл сам Станиславский. Потому что на любой его заход, хоть с рваными башмаками и клетчатыми брюками, хоть без них, но из зрительного зала раздастся сакраментальное – «не верю», на которое зрителю дал право сам хохочущий Чехов.
И с этим ничего нельзя поделать.
Богема
Слово, брошенное отцом Заречной, – это ведь приговор Маше, клеймо, которого она не заслужила, но получила от рождения.
Мертвая зона, окружающая имение Сорина, отпугивает не только мирных обывателей, но и женихов. Приличный человек и появляться там побрезгует, а побывав случайно, после обязательно вымоет руки.
Маша не потому выходит за Медведенко, что хочет кому-то что-то доказать (да, хочет), а просто больше никого нет вокруг. И не будет.
Вакуум.
Треплев, который использовал слепого и глухого Медведенко, все правильно рассчитал: баба, хоть и гордая, но дура, пойдет за хохла, никуда не денется.
Маша, конечно, должна быть красивой (оригинальной нестандартной красотой, отличающей ее от пустышки Заречной, сияющей «как эта глупая луна на этом глупом небосклоне») и умной.
Но ум ее ограничен наивностью сказочной принцессы, которая до поры жила в чужом королевстве как в своем, не догадываясь о том, что живет (спасибо маме) в вымышленных декорациях и представление скоро кончится.
Ее бунт (выход за Медведенко) обусловлен обстоятельствами места. Время она никогда не учитывает, потому что не понимает – зачем.
Ведь в сказках нет времени и при желании все можно переиначить.
По хорошему, бежать нужно было и ей, чтобы вырваться за пределы «проклятого» безвременного места, но «пять пудов любви» на ногах, воспоминания о сказочном детстве… и погибель в болоте быта.
Возраст Аркадиной
Сколько лет Аркадиной?
На первый взгляд вопрос странный, так как в пьесе дан прямой ответ.
Треплев Сорину: «Когда меня нет, ей только тридцать два года, при мне же сорок три, и за это она меня ненавидит».
Но этого
