представление о том, как воспринимали меня мои сверстники из девятого класса. К примеру, один из «вопросов» выглядел так: «Единственный парень, с которым ты когда-либо переспала, – это [Дж] ош [Г] рановски? Хотя он не в счет, потому что он… вроде как девчонка».
Своего аккаунта в Сети у меня не было, поэтому именно эта страничка стала площадкой для сомнений в моей гетеросексуальности и уничижения моей «мужественности» любыми способами, на которые только способны подростковые мозги. Я не имел возможности ответить на комментарии, поэтому мне оставалось только продолжать играть в теннис. Я увеличил количество тренировок до шести раз в неделю, иногда с 6:30 утра до 10:30 вечера. Мой рейтинг поднялся до 49-й строчки в Онтарио и 200-й в Канаде. Я писал о своем строгом режиме в социальных сетях, наслаждаясь комментариями шокированных одноклассников по поводу моей «скрытой мужественности».
С ростом моей приверженности теннису росла и моя ненависть к нему. Мне по-прежнему не нравилось сражаться с друзьями на корте, но теперь я еще и злился, что пропускаю внеклассные занятия или вынужден рано уходить из школы, чтобы успеть на тренировку.
Ближе к концу десятого класса мои молитвы были услышаны. Я вырос на целых тридцать сантиметров, а мой голос понизился на октаву или две. Я обрел уверенность в себе, вступил в новую компанию, завязал серьезные отношения с девушкой и, наконец, бросил теннис. За год я сократил еженедельные тренировки до четырех дней, затем до двух, а потом и до нуля.
Избавившись от постоянных комментариев со стороны окружающих, я стал более уверенным в себе.
Моя социальная и психическая стабильность означала, что мне больше не нужен теннис, чтобы оградить себя от людей, считающих меня «девчонкой».
Я счастлив, что больше не являюсь тревожным ребенком, хотя и жалею, что моя уверенность обошлась мне такой ценой. Мне пришлось заниматься спортом, который я ненавидел, только для того, чтобы чувствовать себя сильным. Мне пришлось ждать почти два десятилетия, чтобы по-настоящему осознать, что я могу быть мужчиной, независимо от того, какими чертами общество исторически наделило этот пол.
Сейчас мне девятнадцать лет, и при росте метр восемьдесят я уже не помню, когда в последний раз кто-то сомневался в моей мужественности. Более того, я не могу вспомнить, когда в ней сомневался я сам.
Мне хочется думать, что это связано не столько с моим ростом, сколько с тем, что я научился определять свою мужественность на основе того, что позволяет мне чувствовать себя мужчиной, а не того, каким должен быть мужчина по мнению других.
В идеальном мире этот рассказ способствовал бы борьбе с тем, что сегодня известно как «токсичная мужественность». Но я буду доволен, если мне удастся заставить хотя бы одного мальчика, прочитавшего мою историю, понять, что он не обязан соответствовать каким-либо мужским стереотипам.
Может быть, он даже решится бросить теннис.
Джош Грановски
Сначала
