покорились буквы на табличках, также без труда я смог рассмотреть лица фронтменов. Сказать, что я был поражен – ничего не сказать. Я был просто ударен молнией удивления, прямо в сердце во рту. Нервы, нервы. Меня можно понять – зрелище было удивляюще-потрясающим. За столом сидел министр просвещения, Вильям, как гласила табличка. Что в этом удивительного? Ничего, конечно, ничего, если не считать небольшой детали малозначительного факта – у Вилли было лицо человека в шляпе, который кормил уток в парке у пруда с книгой в обложке с лицом Линкольна. Дальнейшие лица, которые мне удалось лицезреть, тоже не оставили меня равнодушным. Джейми сидел важно и прямо, поминутно улыбался и слал воздушные жесты одобрения в зал. Что он там забыл, казалось, было загадкой даже для него, но шанс был done, и потому наш новый директор делал все возможное, вкладывая каждое усилие, чтобы засветиться на публике. Его лицо было одновременно важным, старательным – и жалким. Важным, потому что он осознавал важность происходящего события, старательным – потому что он старался выглядеть как часть этого бомонда, жалким – потому что у него это катастрофически не получилась. Чего не скажешь о других 9 директорах избранных школ, которые гармонично вписывались в пейзаж. Наверное, сказывался опыт или обычное равнодушие к публике. Крайним к помосту с микрофоном сидел человек, который выглядел не просто равнодушным, а брезгливо-презирающим ситуацию, который явно терялся от вопроса – кого больше стоит ненавидеть – всех тех, кто своими молекулами, словами, выдыхаемым воздухом создал атмосферу этого зала, или себя – за то, что пришел в эту компанию. На этом человеке удивительно гармонично смотрелись красный костюм ярко-кровавого цвета, красная рубашка – и белый галстук. Белый как снег. Абсурдно белоснежный. Испепеляюще-яркий. Арчибальд, собственной персоной. Я не знал, что он там делал, но почему-то мне стало спокойней. Внезапно я выхватил его взгляд, и мне показалось, что он подмигнул мне. Возможно, лишь показалось. Наверно, я настолько нервничал, что любая соломинка в виде простого подмигивания знакомого мне человека вселяла в меня капли оптимизма. Я глубоко вздохнул. И встал. Не только я, весь зал. Причина проста – заиграл гимн Лондона. О, сколько копий было сломано об этот простой атрибут политического устройства. Брать вечные мелодии прославленных коллективов из Ливерпуля и Манчестера было не комильфо, а не менее легендарные катящиеся камни были слишком бунтарскими для гимна. Зато из Лондона.
Не готов сейчас напеть слова, но мелодия точно была торжественная, и там точно нет слов о безопасном хранении королевы, и есть что-то про Кромвеля. Не помню, что именно, но по стройности исполнения очень напоминает Нью-Йорк Синатры. Вы же помните это вечное «номер один, король горы» и так далее? Очень похоже. Славу Богу, что я не запомнил текст. Так проще – отстоял 2 минуты, проникся торжественностью момента – и сел на свое место. А поют пусть те, кому положено. Кстати, Джейми пел, а Арчи кривил губы – не знаю, что ему не нравилось больше – текст, музыка,