поверхность волн снега искрилась под фонарями, не тронутая до наступления утра детскими ногами и руками.
Слышу, где-то в другой части двора по снегу захрустела машина. Это было достаточно тихо, да и из-за света фар, хорошо выделяющегося, я могла быстро понять, где она находится. Но напряжение возросло, когда я услышала нерусские мужские голоса, которые со временем приняли угрожающую интонацию. Машина заскрипела резко и громко, и буквально через пару секунд я услышала выстрелы. У меня заколотилось сердце. Видимо, случайно всё это месиво двинулось в мою сторону… свидетелей не потерпят. Я снова слышу выстрелы, слышу эти нерусские выкрики, ухом проносящиеся по зимней тишине. Я чувствую свой пульс абсолютно всем телом и быстро бегу прямо через середину двора, где сплошные сугробы. Я, дура в чёрной куртке, слишком лёгкая добыча для ночных охотников… всё происходит мгновенно – вот я теряю один ботинок, голая нога в тонком носке проваливается в сугроб, я почти бегу на четвереньках, шапка сползла на лоб, я почти ничего не вижу и не слышу… ещё один выстрел. И рыжий фонарь освещает замершее в снегу тело.
Помню ещё туманные отрывки – совсем тесные дворы, буквально подворотни, фонарей в которых нет, рыжий свет еле доходит из соседнего двора. Для передвижения это место не предназначено – сугробы здесь такие, что доходят до самых окон. Видимо, кто-то всё-таки расчищал это место, потому что по бокам у домов сугробы резко возвышаются, а под окнами и вовсе резкие короткие спуски, слившиеся с обледеневшим подоконником, словно весь этот снег долго и аккуратно сыпался прямо из окна. А за окном – глубокая чернота, не видно даже занавесок, не видно и чего-то, что могло быть прибито изнутри, чтобы снаружи никто ничего не видел. Я безнадёжно пыталась взобраться на эти горки, заглядывая в окна, но у меня ничего не получается. Вокруг ни души, только глубокий, холодный зимний гул продувает насквозь.
Следующая ночь не совсем рыжая, но не менее напряжённая. Её не совсем можно назвать страшной, но на деле отсутствие страха было лишь невозможностью осознать опасность происходящего, что хуже прямого страха. Я была в неком ночном трансе, а если серьёзно, морально потеряна я была настолько, что не могла мыслить критично, и, безусловно, только сейчас, глядя на происходящее со стороны, я осознаю и боюсь, сколько ужасного могло произойти.
Недалеко от моего дома находится подозрительная школа с каким-то религиозным уклоном: совсем небольшое здание, за одним из родных мне магазинов. Атмосферное и действительно не совсем обычное место: двор, забор, религия, здание не Н-образной формы, как это обычно бывает у школ. И всего-то два этажа. Не уверена, что оно вообще рабочее.
Ночь осенняя, тревожная, ярко-голубая и сероватая. Не понимаю, откуда здесь взялся голубой. Кажется, привычные дворовые фонари здесь были белыми, холодными, а голубой я осознаю нескоро… В мелкий осенний дождь я гуляла по пустым холодным улицам с двумя плохо знакомыми мне людьми. Спокойные ребята, но общая атмосфера
